...единственно возможное состояние ума - удивление. Единственно возможное состояние сердца - восторг. Небеса, которые вы видите сейчас, вы никогда не видели прежде. Сейчас - есть идеальный момент. Будь счастлив этим. (с)
Нашла старое, прячу здесь.
Название: Мечты должны сбываться
Автор: almond_land
Описание: ориджинал когда-то был написан на Хот Фест. Воздушные гимнасты.
Рейтинг: R за бытовую жестокость. Это предупреждение. Простите.
Жанр: драма
читать дальше— И это твоя мечта? — скептически спросил Егор, когда поднял голову от положенного ему на стол сценария.
Я кивнул. Отвечать «да» или «нет» необходимости никакой. Егор ведь и не спрашивает, так, размышляет вслух.
— Послушай, это прекрасно. — Егор снял свои толстые очки и пытливо взглянул на меня. На деле, он только думал, что пытливо — слишком уж у него зрение слабое, потому сейчас его взор стал вовсе беззащитным... ну не создавал он должного впечатления. — Ты же знаешь, как я тебя уважаю и вообще люблю... но пойми, такое не прокатит. Не та в наше время публика, чтобы проникнуться, а потом платить бабло, приходя снова и друзей с собой приводя. Ты ведь знаешь, что нужно. Например, пусть Юленька будет в золотом трико с голой спиной, и они с Леней исполнят что-нибудь... ну эротичное или хотя бы жесткое. Скажем, под «Тито и Тарантула» танец змеи... у Юленьки здорово получится.
Я молчал, и Егор приободрился:
— Значит, решили. К понедельнику приготовь все. Музыку пусть Катерина сделает — аранжировку помрачнее... но это я с ней сам обговорю. Чтобы в напряжении зрители были, понимаешь? А Матье, да слепые гимнасты — это не наше. Хотя я бы дочку привел посмотреть: знаю, душевно очень получилось бы. Но... Стас, не обессудь.
— Конечно, Егор Алексеевич.
— Стас...
— Я заявление прямо у Тамары Владимировны оставлю, идет?
— Стас, ну что за выкрутасы? — Егор вытащил из верхнего ящика стола порядком засаленный платок и принялся ожесточенно тереть им линзы очков. — Ты мне не твори бесовщины! Знаю ведь: позлишься и соглашаешься. Все проекты твои, сценарии — ну совершенство, высший класс, тонко и красиво, но не для нас. Наша грубая действительность только глаза на такое закатит. Не поймет, ты же знаешь.
— Знаю, Егор Алексеевич. Я пойду.
— Я тебя и раньше «рубил», что ты сейчас-то вскидываешься?
Я задумался. Ладно: сделал вид, что задумался.
— Если честно скажу, что не ваше дело, вы будете правы, когда меня пошлете.
— Стас, ну ей же ей!..
— Все, Егор. Мое заявление подпишешь, никуда не денешься, а сценарий я менять не буду. Только Мирей Матье. И только чтобы Лина исполняла.
Заявление он конечно не подписал. Сослался на положенные две недели доработки, а сам принялся меня обхаживать, лишь бы я остался в его супер-мега-цирке. Вот какие у вас ассоциации с цирком? Софиты, разноцветный манеж и клоуны придурошные? Да, наверное, так. Праздник. Натруженная радость, вымученное счастье. Искусство, возведенное в искусственность.
Мне при слове «цирк» на ум в первую очередь гимнасты воздушные приходят. Куклы на веревочках кукловода, ангелы на веревочках Бога. Говорят, дух захватывает от того, как они парят под куполом. Они не парят. Они рвут мышцы и сердце, пытаясь удержаться в вышине. Полет терзаний.
Мне хотелось придумать номер, чтобы люди поняли это и разочаровались в цирке. Злое намерение, жестокое, но я находил радость в том, что действительно могу его осуществить. Таланта бы мне хватило, главное, желание.
Я и так постоянно ставил пошлые номера по прекрасным сценариям: правда, ведь это лучшее для профессионала — прислушиваться к желанию публики. А она, публика, вполне удовлетворялась тем, что ей пихали, да и порой сама требовала халтуры. Мне не казалось, что я предаю себя — не понимал. А талант ведь предательства не терпит, потом сполна стребует за то, что было даровано и растрачено зря.
Но до своего самого главного в моей жизни номера я еще не дорос. Так думал.
А потом... здорово все-таки, что такие вещи случаются. Они не позволяют упасть и разбиться насмерть в этой дрянной жизни. Я встретил Лину.
Она пришла в труппу после двух лет отсутствия. Меня еще не было здесь, когда произошел несчастный случай с чудесной гимнасткой, Ангелиной Милятиной, двадцати трех лет отроду.
Рассказывают, что виноват был парень, неправильно закрепивший канат. Или дядя Саша был виноват, который вырубил по пьяни аж все софиты, и Лине пришлось на ощупь отцеплять крепление... а ведь высота — двенадцать метров, такое недопустимо просто. И рассказывают, что это сама Ангелина виновата — даже не виновата, а поделом ей. Хотела вознестись под купол цирка, парить самозабвенно, отдаваясь любви, которой голос Мирей Матье пронизан, и рухнуть вниз на глазах восхищенной публики. Разбиться. Рассказывают, что мечта у нее такая была.
И это правда. Ведь у ангелов мечта — стать падшими и людей простить. Наверное.
Лина вернулась. Она родилась под счастливой звездой, а может, под проклятой — не разбилась, лишь инвалидом стала. Лина потеряла зрение.
Я встретил ее в узком коридорчике, где она ждала нашу бухгалтершу Тамара Владимировну. Лина сидела на скобоченном табурете и смотрела прямо перед собой своими пустыми глазами. Я еще удивился тогда, как золотятся ее пушистые волосы в полумраке, а лицо — остренькое, белое — как оно светится. Ну я так и подумал, что лик ангела. Ведь это тоже правда.
— Стас, мне не нравится, что ты задумал. — Лина, притянув колени к груди, укуталась в простыни на моей кровати. Серое утро, серая комната, серые простыни... лишь Ангелина светится.
— Послушай, я смогу. — Я сделал последнюю затяжку, кинул окурок в форточку и подошел к кровати. — Сочиню для тебя такой сценарий, какой никто никогда еще не писал. Это будет твой триумф. Люди застонут от обожания и разрыдаются от ненависти к тебе. Ничего не поймут, но запомнят на всю жизнь.
Лина поежилась:
— Стас, это жестоко.
— То, что публика возопит в тоске, когда раз в жизни выйдет из цирка с полной уверенностью, что есть что-то намного прекраснее, значимее их проблем, дурацких надежд, примитивных мечтаний... да и их самих, если в общем, ты это имеешь в виду? Пусть. В таком сложно будет переубедить — эгоизм повсеместный ведь с кожей срастается, но я смогу, вот увидишь.
— Я не увижу.
— То есть...
— Я поняла, — слабо улыбнулась Лина.
Я судорожно вздохнул и обнял колени моего ангела:
— Знай, ты воспаришь под куполом цирка снова. Тебе ничто не помешает.
— Стас, никто не согласится дать мне номер. Я слепая. Это будет самоубийством. — Лина гладила меня по голове, и я слышал в ее голосе смех.
— Но ведь мечты рано или поздно должны сбываться? — прошептал я в ответ, сам пугаясь тому, что говорю.
А Лина склонилась ко мне, целуя.
Леню, нашего гимнаста, уламывать пришлось с месяц. Уломали. Пообещали, что Лина ни одного действия самостоятельно не выполнит. Леня вообще легкий в этом отношении человек, уступчивый. Такие часто попадаются.
Егор, конечно, добро не дал. Проблема, но тоже разрешимая. Главное, правильно подобрать момент.
Цирк был полон света. Свет царил везде — кружил брызгами прожекторов, окружавших арену, под куполом сгустился наподобие рукотворного солнца... еще чуть-чуть и цирк точно станет моделью мира со своими светилом, жителями и Асгардом, где пируют Боги-артисты. В цирке проживалась жизнь — краткая, но полная страстей. Порой это гораздо предпочтительнее серой череды дней, пусть и бесконечно долгой.
Так я думал, стоя за кулисами, в единственном здесь темном месте. Ряды публики были залиты голубым сиянием софитов... жаль, под куполом голубого мало... там беснуется режущий белый, и там на высоте вожделенных двенадцати метров парят воздушные гимнасты. Это мой лучший номер, знаю. Я сделал его для Лины.
Глубокий голос Мирей Матье, полный южного солнца, сока и аромата прованских трав, терпкой любви разливался по цирку, под куполом которого Леня и Лина танцевали... нет, отдавались музыке и восторгу зрителей. Их движения были изящны, как изящен росчерк пера на смертельном приговоре, точны, как точен клинок убийцы, страстны, как страстен поцелуй женщины, отправляющей любимого на эшафот.
Глаза Лины скрывала белая повязка, стягивавшая золотые кудри и не дававшая им трепетать в полете.
Больно не будет. Это самое утешительное знание... непозволительная слабость — бояться боли.
Не знаю, будем ли вечно,
Знаю одно лишь: любовь бесконечна.
Тонкое запястье вспорол острый язычок от отстегнутого крепления.
Не больно.
Я тебя так бесконечно люблю.
Все мне прости…
И успеть сорвать повязку. И поверить, что в самом деле видишь голубое сияние. И в то, что больше нет оков.
Самая великая жертва во имя любви — мечты исполнять. Может быть, потому что это труднее всего.
Меня отдали под следствие. Разумеется.
Егор литрами пил валерьянку и рассказывал всем, кто хотел его слушать, как он честно пытался воспрепятствовать моему безумию, как запретил ставить номер, как не хотел разрешать Лине снова приходить в цирк. Тамара Владимировна шушукалась с девчонками из труппы в обеденные перерывы, обсуждая волнительный трагический случай, сначала тихо, потом с каждым днем все громче, не таясь. Леня лечился в клинике неврозов — он счастливый, ему каждый день теперь Лина снилась. Ко мне во сне она не приходила. Получила, что хотела и ушла навсегда.
А я... ну что я? Я ведь осуществил свою заветную мечту — показал людям изнанку цирка. Мелочная мечта, пустяковая, но какая уж была. Некоторые вообще ничем похвастаться не могут. И Лина осуществила — закончила жизнь именно так, как хотела, самозабвенно паря под Мирей Матье. Мне не о чем жалеть. Возможно, лишь о том, что я на миг закрыл глаза. Лина, мой ангел, наверное, не простит, что я не видел момент ее падения. Наверное.
___________________
В тексте использованы строчки из песни «Прости меня» Мирей Матье.
Название: Мечты должны сбываться
Автор: almond_land
Описание: ориджинал когда-то был написан на Хот Фест. Воздушные гимнасты.
Рейтинг: R за бытовую жестокость. Это предупреждение. Простите.
Жанр: драма
читать дальше— И это твоя мечта? — скептически спросил Егор, когда поднял голову от положенного ему на стол сценария.
Я кивнул. Отвечать «да» или «нет» необходимости никакой. Егор ведь и не спрашивает, так, размышляет вслух.
— Послушай, это прекрасно. — Егор снял свои толстые очки и пытливо взглянул на меня. На деле, он только думал, что пытливо — слишком уж у него зрение слабое, потому сейчас его взор стал вовсе беззащитным... ну не создавал он должного впечатления. — Ты же знаешь, как я тебя уважаю и вообще люблю... но пойми, такое не прокатит. Не та в наше время публика, чтобы проникнуться, а потом платить бабло, приходя снова и друзей с собой приводя. Ты ведь знаешь, что нужно. Например, пусть Юленька будет в золотом трико с голой спиной, и они с Леней исполнят что-нибудь... ну эротичное или хотя бы жесткое. Скажем, под «Тито и Тарантула» танец змеи... у Юленьки здорово получится.
Я молчал, и Егор приободрился:
— Значит, решили. К понедельнику приготовь все. Музыку пусть Катерина сделает — аранжировку помрачнее... но это я с ней сам обговорю. Чтобы в напряжении зрители были, понимаешь? А Матье, да слепые гимнасты — это не наше. Хотя я бы дочку привел посмотреть: знаю, душевно очень получилось бы. Но... Стас, не обессудь.
— Конечно, Егор Алексеевич.
— Стас...
— Я заявление прямо у Тамары Владимировны оставлю, идет?
— Стас, ну что за выкрутасы? — Егор вытащил из верхнего ящика стола порядком засаленный платок и принялся ожесточенно тереть им линзы очков. — Ты мне не твори бесовщины! Знаю ведь: позлишься и соглашаешься. Все проекты твои, сценарии — ну совершенство, высший класс, тонко и красиво, но не для нас. Наша грубая действительность только глаза на такое закатит. Не поймет, ты же знаешь.
— Знаю, Егор Алексеевич. Я пойду.
— Я тебя и раньше «рубил», что ты сейчас-то вскидываешься?
Я задумался. Ладно: сделал вид, что задумался.
— Если честно скажу, что не ваше дело, вы будете правы, когда меня пошлете.
— Стас, ну ей же ей!..
— Все, Егор. Мое заявление подпишешь, никуда не денешься, а сценарий я менять не буду. Только Мирей Матье. И только чтобы Лина исполняла.
Заявление он конечно не подписал. Сослался на положенные две недели доработки, а сам принялся меня обхаживать, лишь бы я остался в его супер-мега-цирке. Вот какие у вас ассоциации с цирком? Софиты, разноцветный манеж и клоуны придурошные? Да, наверное, так. Праздник. Натруженная радость, вымученное счастье. Искусство, возведенное в искусственность.
Мне при слове «цирк» на ум в первую очередь гимнасты воздушные приходят. Куклы на веревочках кукловода, ангелы на веревочках Бога. Говорят, дух захватывает от того, как они парят под куполом. Они не парят. Они рвут мышцы и сердце, пытаясь удержаться в вышине. Полет терзаний.
Мне хотелось придумать номер, чтобы люди поняли это и разочаровались в цирке. Злое намерение, жестокое, но я находил радость в том, что действительно могу его осуществить. Таланта бы мне хватило, главное, желание.
Я и так постоянно ставил пошлые номера по прекрасным сценариям: правда, ведь это лучшее для профессионала — прислушиваться к желанию публики. А она, публика, вполне удовлетворялась тем, что ей пихали, да и порой сама требовала халтуры. Мне не казалось, что я предаю себя — не понимал. А талант ведь предательства не терпит, потом сполна стребует за то, что было даровано и растрачено зря.
Но до своего самого главного в моей жизни номера я еще не дорос. Так думал.
А потом... здорово все-таки, что такие вещи случаются. Они не позволяют упасть и разбиться насмерть в этой дрянной жизни. Я встретил Лину.
Она пришла в труппу после двух лет отсутствия. Меня еще не было здесь, когда произошел несчастный случай с чудесной гимнасткой, Ангелиной Милятиной, двадцати трех лет отроду.
Рассказывают, что виноват был парень, неправильно закрепивший канат. Или дядя Саша был виноват, который вырубил по пьяни аж все софиты, и Лине пришлось на ощупь отцеплять крепление... а ведь высота — двенадцать метров, такое недопустимо просто. И рассказывают, что это сама Ангелина виновата — даже не виновата, а поделом ей. Хотела вознестись под купол цирка, парить самозабвенно, отдаваясь любви, которой голос Мирей Матье пронизан, и рухнуть вниз на глазах восхищенной публики. Разбиться. Рассказывают, что мечта у нее такая была.
И это правда. Ведь у ангелов мечта — стать падшими и людей простить. Наверное.
Лина вернулась. Она родилась под счастливой звездой, а может, под проклятой — не разбилась, лишь инвалидом стала. Лина потеряла зрение.
Я встретил ее в узком коридорчике, где она ждала нашу бухгалтершу Тамара Владимировну. Лина сидела на скобоченном табурете и смотрела прямо перед собой своими пустыми глазами. Я еще удивился тогда, как золотятся ее пушистые волосы в полумраке, а лицо — остренькое, белое — как оно светится. Ну я так и подумал, что лик ангела. Ведь это тоже правда.
— Стас, мне не нравится, что ты задумал. — Лина, притянув колени к груди, укуталась в простыни на моей кровати. Серое утро, серая комната, серые простыни... лишь Ангелина светится.
— Послушай, я смогу. — Я сделал последнюю затяжку, кинул окурок в форточку и подошел к кровати. — Сочиню для тебя такой сценарий, какой никто никогда еще не писал. Это будет твой триумф. Люди застонут от обожания и разрыдаются от ненависти к тебе. Ничего не поймут, но запомнят на всю жизнь.
Лина поежилась:
— Стас, это жестоко.
— То, что публика возопит в тоске, когда раз в жизни выйдет из цирка с полной уверенностью, что есть что-то намного прекраснее, значимее их проблем, дурацких надежд, примитивных мечтаний... да и их самих, если в общем, ты это имеешь в виду? Пусть. В таком сложно будет переубедить — эгоизм повсеместный ведь с кожей срастается, но я смогу, вот увидишь.
— Я не увижу.
— То есть...
— Я поняла, — слабо улыбнулась Лина.
Я судорожно вздохнул и обнял колени моего ангела:
— Знай, ты воспаришь под куполом цирка снова. Тебе ничто не помешает.
— Стас, никто не согласится дать мне номер. Я слепая. Это будет самоубийством. — Лина гладила меня по голове, и я слышал в ее голосе смех.
— Но ведь мечты рано или поздно должны сбываться? — прошептал я в ответ, сам пугаясь тому, что говорю.
А Лина склонилась ко мне, целуя.
Леню, нашего гимнаста, уламывать пришлось с месяц. Уломали. Пообещали, что Лина ни одного действия самостоятельно не выполнит. Леня вообще легкий в этом отношении человек, уступчивый. Такие часто попадаются.
Егор, конечно, добро не дал. Проблема, но тоже разрешимая. Главное, правильно подобрать момент.
Цирк был полон света. Свет царил везде — кружил брызгами прожекторов, окружавших арену, под куполом сгустился наподобие рукотворного солнца... еще чуть-чуть и цирк точно станет моделью мира со своими светилом, жителями и Асгардом, где пируют Боги-артисты. В цирке проживалась жизнь — краткая, но полная страстей. Порой это гораздо предпочтительнее серой череды дней, пусть и бесконечно долгой.
Так я думал, стоя за кулисами, в единственном здесь темном месте. Ряды публики были залиты голубым сиянием софитов... жаль, под куполом голубого мало... там беснуется режущий белый, и там на высоте вожделенных двенадцати метров парят воздушные гимнасты. Это мой лучший номер, знаю. Я сделал его для Лины.
Глубокий голос Мирей Матье, полный южного солнца, сока и аромата прованских трав, терпкой любви разливался по цирку, под куполом которого Леня и Лина танцевали... нет, отдавались музыке и восторгу зрителей. Их движения были изящны, как изящен росчерк пера на смертельном приговоре, точны, как точен клинок убийцы, страстны, как страстен поцелуй женщины, отправляющей любимого на эшафот.
Глаза Лины скрывала белая повязка, стягивавшая золотые кудри и не дававшая им трепетать в полете.
Больно не будет. Это самое утешительное знание... непозволительная слабость — бояться боли.
Не знаю, будем ли вечно,
Знаю одно лишь: любовь бесконечна.
Тонкое запястье вспорол острый язычок от отстегнутого крепления.
Не больно.
Я тебя так бесконечно люблю.
Все мне прости…
И успеть сорвать повязку. И поверить, что в самом деле видишь голубое сияние. И в то, что больше нет оков.
Самая великая жертва во имя любви — мечты исполнять. Может быть, потому что это труднее всего.
Меня отдали под следствие. Разумеется.
Егор литрами пил валерьянку и рассказывал всем, кто хотел его слушать, как он честно пытался воспрепятствовать моему безумию, как запретил ставить номер, как не хотел разрешать Лине снова приходить в цирк. Тамара Владимировна шушукалась с девчонками из труппы в обеденные перерывы, обсуждая волнительный трагический случай, сначала тихо, потом с каждым днем все громче, не таясь. Леня лечился в клинике неврозов — он счастливый, ему каждый день теперь Лина снилась. Ко мне во сне она не приходила. Получила, что хотела и ушла навсегда.
А я... ну что я? Я ведь осуществил свою заветную мечту — показал людям изнанку цирка. Мелочная мечта, пустяковая, но какая уж была. Некоторые вообще ничем похвастаться не могут. И Лина осуществила — закончила жизнь именно так, как хотела, самозабвенно паря под Мирей Матье. Мне не о чем жалеть. Возможно, лишь о том, что я на миг закрыл глаза. Лина, мой ангел, наверное, не простит, что я не видел момент ее падения. Наверное.
___________________
В тексте использованы строчки из песни «Прости меня» Мирей Матье.
@темы: Hot Fest, гет, джен, Оригинальные произведения
-
-
17.01.2012 в 09:15очень отражает впечатление.
-
-
17.01.2012 в 10:59да, безнадежность.
Спасибо.