В общем, это вечерняя смазанная фотография. сфоткана катриной, мне нравится-нравится, и пусть будет.

@темы: просто

---

=))

Чудо, да-да

---

"Темные короли", глава 2

глава 1

Глава 2. Замок дракона

Лес был странным и совсем непохожим на лес Чарна: он не казался ни сонным, ни равнодушным, ни ленивым – жизнь бурлила в нем, как хлопотливые пчелы в улье. Лес был наполнен звуками: пением птиц, шелестением сочных, самых разных форм и расцветок листьев, жужжанием мириада насекомых. Деревья — могучие, юные — не затеняли трав и лиловых колокольчиков, папоротников и белых лилий. Воздух был густ и свеж, а солнце сияло ровно. Оно было меньше и ярче солнца Чарна, его свет был золотым, как ягодки волшебного дерева, и оно казалось намного жизнерадостней.

Королям и королевам Чарна было страшно в этом лесу. Но постепенно страх ушел. Теперь они оглядывались со все возрастающим любопытством, и каждый находил это место привлекательным: в первую очередь, из-за ощущения силы и обновления, что оно давало. Каждый чувствовал себя словно проснувшимся от душного сна или сбросившим с плеч незримый груз, который пригибал к земле. Они не понимали, что с ними произошло, но знали, что этот лес настолько же сильнее леса Чарна, насколько прекраснее его. Они очутились в мире, полном силы — для королей и королев Чарна этого было достаточно.

Правители переглянулись, но никто не задал вопроса, опасаясь показаться глупым, а когда Айсерд обошел ближайшие деревья, небрежно срезая мечом молодые березки, и нашел прогалину, тянувшуюся вдоль деревьев, они пошли за ним следом, точно зная, что лес когда-нибудь кончится, они окажутся на свободном пространстве, и тогда уже выяснят, где очутились.

Путь был долгим. За это время Айрис испачкала подол платья соком трав и очень злилась, потому шла, безжалостно вдавливая встречавшиеся на пути анютины глазки острыми каблуками в землю.

Джадис тоже красо ты чудесного леса только раздражали: зеленые ветви лезли в лицо, серебряные паутинки липли к обнаженным рукам, прическа растрепалась от ласкового душистого ветерка, а оттого, что она прихватила с собой уйму тяжелого оружия, Джадис страшно запыхалась и теперь мечтала только об одном — чтобы этот проклятый лес наконец кончился.

Братья же не тужили: шли быстро и легко, рубя на пути ветви, кустарники, травы и цветы.

— Что это? — Джадар остановился, занеся меч для удара. Удар предназначался невысокой тоненькой осине, чьи нежно-зеленые листья дрожали, словно от страха или от ветра.

— Дерево, что еще.

— Пойдем, брат.

— Вы не понимаете! — Меч в руке Джадара дрогнул, и солнце блеснуло на его сияющей поверхности. — Это не дерево. Секунду назад здесь стояла девушка.

— Тебе померещилось, — нетерпеливо сказала Джадис. — Ну же, идем.

Джадар нехотя отпустил меч и двинулся за остальными, то и дело оглядываясь, но осина так и оставалась осиной, и он вскоре убедил себя, что ему действительно померещилось.

Наконец прогалина вывела их на опушку, и они уверились, что и в самом деле с ними произошло что-то, к чему они не приложили ни малейших усилий. Они оказались в мире, совершенно отличном от Чарна. Ни в одном уголке родного края не было такой сочной травы, таких алых зонтиков изящной герани, такого лазурного неба и, конечно, такого солнца. Сейчас оно предстало перед ними во всей красе — сияло над дальними холмами, и всего света солнца Чарна не хватило бы и на один луч этого юного, задорного светила.

— Какое удивительное место, — прошептала Джадис.

Залитые солнцем холмы простирались перед ними; широкая река, то появляясь, то исчезая, отливала коричневым у их края. На горизонте темнел еще один лес, и королям и королевам вздумалось достичь его: в этом мире все стремилось к движению, и они невольно ощущали эту тягу и в себе. Хотелось идти вперед и вперед, все дальше, к горизонту.

Они спустились по отлогому холму и оказались в лощине, покрытой густой, мягкой травой и белыми, похожими на звезды цветами.

Идти оказалось настолько приятным занятием, что Джадар живо скинул охотничьи сапоги и пошел босиком. Недолго думая, Айрис последовала его примеру.

Они поднялись на следующий холм, когда солнце почти село, и длинные тени, легшие на лощины, обесцветили их и сделали холодно-серыми. Айсерд подумал, что пора искать место для ночлега: бродить ночью в этой чудесной, но незнакомой стране было бы безрассудством.

И только он собрался сказать об этом остальным, как Айрис, убежавшая вперед, крикнула:

— Смотрите, там замок!

Действительно, у срытого или просто пологого холма, к скале из беловатого камня прикреплялся небольшой замок. Он казался продолжением холма: камень, его составлявший, был зеленым с коричневыми прожилками, стены закруглялись, и не имели ни одного острого угла, а башенки и балконы выглядели сглаженными.

— Здесь есть король, — задумчиво произнес Айсерд.

Джадар заметил:

— Вряд ли это королевский замок — он слишком мал.

— Я хочу знать, кто живет в нем. — Джадис, не дожидаясь ответа, быстро зашагала вниз по склону.

— Сестра, не спеши. Мало ли, кто там окажется.

Джадис фыркнула:

— А на что нам магия, глупец? Мы можем превратить этот замок в пыль одним прикосновением.

И ускорила шаг.

Братья молча последовали за ней, а Айрис, прикусив губу, обхватила себя руками, словно защищаясь от чего-то. Неясная тревога вдруг поднялась в ней. В замке чувствовалась великая мощь. Странно, что остальные ничего не замечают.

Но она, помедлив, все же сбежала с холма и присоединилась к братьям и сестре.

К замку не было дороги, и можно было подумать, что он нежилой, однако фиолетовые штандарты, свисавшие с его стен, говорили об обратном.

Чем ближе они подходили к замку, тем явственнее открывалась им их ошибка: замок вовсе не был небольшим. Он оказался огромным.
И холм, у которого он стоял, отнюдь не был срытым: здесь находилась возвышавшаяся к небу скала, а шпили башни, круглые или вздутые как шары, почти сравнялись с ней высотой.

— Что это за место? — Джадис немного утратила свою уверенность при виде такой мощи.

— Мне оно нравится. — Айсерд сузил глаза.

Джадар добавил:

— Оно вполне для нас. Замок огромен, так и мы немаленького роста.

— Говори за себя, — одернула его Джадис.

В свои шестнадцать лет она считала себя самым несчастным созданием, если речь шла о росте. Правители Чарна, обладатели драгоценной великаньей крови, должны быть высокими, намного выше своих поданных, и подавлять их величием, как в прямом, так и в переносном смысле. Но на беду, потомки великанов росли отлично от людей: они подрастали, прибавляя сразу несколько дюймов за короткое время, чтобы потом долго оставаться неизменными. В последний раз Джадис выросла в возрасте двенадцати лет, когда за месяц прибавила сразу десять дюймов. Следующий цикл должен был наступить, когда Джадис исполнится двадцать, а пока она со своими пятью с половиной футами была на голову ниже Джадара, почти вполовину — Айсерда, и, что самое обидное, — даже Айрис она была ниже настолько, что той не составляло труда вполне обоснованно зазнаваться по этому поводу.

Джадис мечтала вырасти выше Айсерда, чтобы потом, когда она станет единоличной правительницей Чарна, переставить статуи братьев и сестры в Зале Памяти на второе, третье, четвертое места, а свою выдвинуть вперед, во главе всех изваяний Королев и Королей Чарна.

— Думаю, мы должны войти и проверить, кто здесь живет.

— А когда проверим, убить его.

— И сделать замок своим, — закончила подоспевшая Айрис.

Они вошли в замок: деревянные резные ворота не были заперты и казались несоизмеримо маленькими по сравнению с громадой замка.

Им пришлось миновать множество залов с высокими сводчатыми потолками и окнами от пола до потолка, благодаря которым помещения были залиты закатным сиянием. На пути не встретилось ни души: замок упорно продолжал казаться заброшенным, не будучи таковым.

Наконец правители Чарна достигли внутреннего двора, где зеленела трава, а в фонтане из статуи какого-то морского гада в каменную чашу изливалась вода, столь весело и маняще, что Айсерду, Айрис, Джадару и Джадис сразу захотелось напиться с дороги.

Джадис как раз зачерпнула воды, как на двор упала тень.

С неба спускался дракон, как две капли воды похожий на легковых драконов Чарна, но больше и грузнее, и совсем не имевший смирного вида последних. То был, по меньшей мере, тысячефунтовый, с необычайно длинным хвостом зверь, покрытый иссиня-черной чешуей. Его кожистые крылья были полусложены, когда он садился на траву у фонтана, однако их кончиками он все равно доставал до балюстрады, окаймлявшей двор.

Айсерд выхватил меч, Айрис выпустила из своего охотничьего лука стрелу; Джадар и Джадис же не стали спешить: если чудище, как и его родичи в Чарне, умеет дышать огнем, то первым на пути у него находится Айсерд — спалит его, у них все равно на всякий случай наготове магия есть.

Но дракон лишь развернул голову и уставил на них огромный лиловый глаз.

А стрела Айрис отскочила от его чешуи, не причинив ему вреда и даже беспокойства.

Дракон очень медленно моргнул, и прежде чем братья и сестры предприняли еще одну попытку атаки, превратился.

Перед изумленными королями и королевами предстал пожилой, чуть полный мужчина, одетый в синее платье, подпоясанное роскошным поясом. Никакого оружия при нем не было. Впрочем, к чему оно дракону?

— Добро пожаловать в мой дом, достопочтимые путники, — произнес он. — Я — сэр Дракон, хозяин замка.

У него был низкий приятный голос, а на лице светилась широкая дружественная улыбка... однако, расположения у королей и королев Чарна ни то, ни другое не вызвало.

— Мы владыки Кровавокаменного Чарна, столицы Чарнской империи, — отвечал Айсерд. — Я Старший король Айсерд. Со мной Старшая королева Айрис, и Младшие — король Джадар и королева Джадис.

— Не слыхал я что-то об областях таких под названием Чарн, — нахмурился сэр Дракон. — Должно быть, где-то на островах. Ну что же, добро пожаловать, ваши величества. Вы в Нарнии проездом, или дела какие здесь?

Короли и королевы переглянулись, и Айсерд, поудобнее перехватив меч, спросил:

— Что такое Нарния?

— Шутить изволите? — сэр Дракон рассмеялся. — Нарния — это место, где ваши королевские величества пребывают.

— Так это страна?

— И еще какая! Благословенный край, любимое детище Аслана — вот что это за страна. Но что мы во дворе стоим? Признаться, давненько у меня не было столь знатных гостей, я вот и запамятовал о правилах приличия, — засуетился сэр Дракон. — Идемте, дорогие гости, идемте!

Он поспешил в одну из арок, ведущих во внутренние покои, и Айсерд, Джадар, Джадис и Айрис, недолго думая, пошли следом. Опасно, конечно, идти за незнакомым человеком... существом, но необходимо побольше узнать об этом неведомой Нарнии.

Сэр Дракон привел их в самый большой, какой они здесь видели, зал и усадил на стулья с высокими спинками, стоявшие у одной из стен. Стулья были единственным предметом мебели в зале, но здесь и они казались лишними. Портьеры от пола до потолка из сиреневого бархата скрадывали все звуки, а факелы в бронзовых держателях излучали мягкий свет, так что правители Чарна более или менее чувствовали себя уютно и даже почти безопасно, что не мешало им держать все многообразие прихваченного с собой оружия наготове.

А сэр Дракон тем временем хлопотал об ужине для высоких гостей. Он сбегал на кухню и принес льняную скатерку и корзину с едой; постелив скатерть прямо на пол, достал каравай душистого хлеба, пару головок сыра, овощи, фрукты и в последнюю очередь большой горшок, укутанный полотенцем. Когда он снял с него крышку, по залу растекся чудесный запах тушеного мяса.

— У вас нет слуг? — высокомерно изогнув бровь, спросила Джадис.

— Чего нет, того нет, — ответил сэр Дракон, расставляя тарелки и раскладывая вилки. — Я, понимаете, больше в своем основном облике пребываю, человеческий мне Аслан даровал, чтобы я мог на королевских приемах присутствовать. Как-никак, я — Хранитель Королевских ключей. — Сэр Дракон приосанился. — Но когда дома, предпочитаю быть в старой доброй драконьей шкуре. Меня и местные таким знают. Так что слуги мне без надобности, я, если хотите знать, больше на свежем воздухе обедаю. Но Пруденс — это озерная нимфа, моя соседка — иногда захаживает, и мы с ней ужинаем вместе, я вот потому и держу тут обычную снедь. Сегодня ее приглашал, но она нынче на меня в обиде. Женские нервы.

— Вы что-то сказали о короле?

— О короле? Нет, что вы!

Айсерд расслабился.

— О королях и королевах Нарнии, — сэр Дракон лучезарно улыбался.

На лицах правителей Чарна застыло одинаковое печальное выражение, какое бывает у мышей, что впустили в амбар, полный зерна, но забыли оставить входную дверь открытой — напротив, пудовый замок повесили.

— Так повелось, — Сэр Дракон, с аппетитом жуя свежий огурчик, дружелюбно оглядывал гостей. — Мы сотню лет жили в ожидании, когда к нам в Нарнию явятся два сына Адама и две дочери Евы и освободят нашу страну от злых чар прежней правительницы. У нас сто лет была зима, представляете? А все Колдунья. Она захватила Нарнию, воспользовавшись отсутствием великого Аслана, и стала называть себя королевой Нарнии, хотя какая из нее королева, коли Аслан ее не короновал? И у нас, нарнийцев, было пророчество, что придут короли и королевы из людского племени и воцарятся в светлом Кэр-Паравеле, Кэр-Паравеле Четырехтронном, и в Нарнии наступит мир.

— Четырехтронном, говоришь? — задумчиво повторил Айсерд. Глаза Айрис блеснули.

— Точно. Уже восемь лет, как король Питер, король Эдмунд, королева Сьюзен и королева Люси восседают на них, и все это время Нарния процветает. Их величества мудры и справедливы, не то что Колдунья, они заботятся о своих подданных. Конечно, я им помогаю, — скромно добавил сэр Дракон. — Я же Хранитель Королевских ключей, правда, я уже говорил?..

Он встретился взглядом с Джадаром и осекся. Темно-синие глаза того смотрели холодно и равнодушно, словно обладатель их не был способен чувствовать эмоции... стылые глаза. При этом Джадар улыбался, и от его улыбки сэра Дракона передернуло. Точно улыбка Джадара есть неестественное: взяли свет, добро и развратили ради шутки.

— Уважаемый, — негромко позвала Айрис. Сэр Дракон перевел на нее испуганный взгляд. — Где сейчас ваши короли и королевы?

— В Кэр-Паравеле, замке у моря. — Сэр Дракон нервно облизнул губы. — Но, может быть, приступим к трапезе? Знаете, мясо мне всегда удается... а вы ведь здесь проездом, да? Хотели Правителей Нарнии увидеть? — его голос звенел надеждой.

Джадис медленно сказала:

— Да, мы очень хотим увидеть их.

И сэр Дракон все понял.

Это понимание было настолько абсурдным, что он предпринял робкую попытку спастись:

— О, это совсем несложно. У меня есть портрет их Величеств. Во-он, за той портьерой, висит картина, достаточно лишь дернуть за шнурок... — Сэр Дракон успел сделать несколько шагов, прежде чем Айсерд, одним прыжком оказавшись рядом, вонзил меч в его спину.

— Благодарим вас. — Джадар аккуратно обошел тело, приблизился к портьере и дернул за шнурок.

Бархат легко скользнул, раздвинувшись, и взору королей и королев Чарна предстала картина, искусно сложенная из разноцветных камней и изображавшая четырех молодых людей в прекрасных, необычного кроя, нарядах: двух юношей и двух девушек. Джадис и Айрис поспешили встать рядом с Джадаром; Айсерд, вытерев меч о полу платья сэра Дракона, присоединился к ним.

Крайним справа на портрете был высокий светловолосый король, державший в руке великолепный меч и щит с изображением льва. Рядом стояла темноволосая, очень красивая королева, с луком и боевым рогом в руках. За ней была самая юная королева с веселым, улыбчивым лицом, державшая фиал, сияющий алмазом. А крайним слева стоял темноволосый юноша, пониже и поуже в плечах первого. В руках у него ничего не было.

— Короли и королевы Нарнии... — вполголоса произнесла Джадис.

— Они совсем еще дети.

— Айрис, мы сели на трон еще раньше.

— Я думаю, — перебил Айсерд, — мы оказались здесь не случайно. Кэр-Паравел Четырехтронный... это о чем-нибудь говорит, правда?

Они переглянулись.

Под телом сэра Дракона на светлом полу растекалась черная в свете факелов кровь.

@музыка: Spice girls "Vivat forever"

@темы: фандом

---

День 20: Если бы вы могли оживить кого-то, кто бы это был? Вы уверены?

Я бы хотела, чтобы несколько человек не умирали. Четверо близких и один гений.
Как вариант – чтобы они дожили до очень преклонных лет. Чтобы успели сделать все, что могли. Чтобы действительно устали жить и сказали, что хотят смерти. Тогда для них она стала бы долгожданным сном.
Но возвращать никого... вот если смерть его забрала внезапно... это самое страшное, что она может устроить. Я хотела бы вернуть, чтобы он успел пожить.

@музыка: Placebo "My Sweet Prince"

@темы: флешмоб, для меня, просто

---

Название: Правильное
Автор: Almond
Бета:  **Nimfadora**, miraizo,  Сара Хагерзак
Рейтинг: R
Тип: джен
Герои: Рабастан Лестрейндж, Невилл Лонгботтом
Жанр: драма
Аннотация: Невилл знает, чего хочет, Рабастан помогает ему понять, что он ошибается. Невиллу нужно сделать верный выбор — Рабастан помогает и в этом.
Отказ: Все права на персонажей и сюжет принадлежат Дж. К. Роулинг. Автор материальной прибыли не извлекает.
Комментарии: написано на Фест редких пейрингов «I Believe».
Предупреждения: смерть второстепенных персонажей, хоррор.
Статус: закончен
Примечание: Слова «нахлынывало» не существует. Инверсии, странный порядок слов, «рванность» стиля – специальный прием. Автор руководствовался критериями системы МКБ-10 (Международная классификация болезней), применяемой в диагностике шизофрении. В частности критерием (F) Неологизмы, шперрунги, разорванность речи. На остальные можно глянуть под морем.

(A) Эхо мыслей (звучание собственных мыслей), вкладывание или отнятие мыслей, передача мыслей на расстояние.
(B) Бред овладения, воздействия, бездействия относящийся ко всему телу (или конечностям), мыслям, действиям или ощущениям; бредовое восприятие.
(C) Галлюцинаторные голоса, комментирующие или обсуждающие поведение больного; другие типы «голосов», идущих из различных частей тела.
(D) Устойчивые бредовые идеи, которые культурно неадекватны, нелепы и грандиозны по содержанию.
(E) Хронические (более месяца) галлюцинации с бредом, но без выраженного аффекта.
(F) Неологизмы, шперрунги, разорванность речи.
(G) Кататоническое поведение, такое как возбуждение, застывание или восковая гибкость, негативизм, мутизм и ступор.
(H) Негативные симптомы (не обусловленные депрессией или лечением нейролептиками) выраженные а) апатией, б) бедностью или неадекватностью эмоциональных реакций, в) социальной отгороженностью, г) социальной непродуктивностью:
(I) Достоверные и выраженные изменения общего качества поведения, проявляющиеся в а) потере интересов, б) бесцельности, в) погруженности в собственные переживания, аутизме.
Источник: Wikipedia

Если ты долго смотришь в бездну, бездна тоже смотрит в тебя.

[1]

Я очень хотел поверить, что это неправда.
Допустим, я сплю, и мне опять снится кошмар, где я не знаю, зачем встречаю Лестрейнджей: проникаю к ним в камеру и смотрю на них. В самом деле, не знаю, что я там делаю. Во сне всегда происходит одно и то же: просто стою в уголке — где потемнее — и смотрю на Родольфуса и Рабастана, на Беллатрикс, а они внимательно смотрят в ответ. Больше ничего не происходит, мы просто таращимся друг на друга, они — по одну сторону, я — по другую, таращимся, в то время как тени по углам растут и растут, чуть не до потолка, растут быстрее, чем дьявольские силки, а дементоры со всего Азкабана бросают свои дела и слетаются к нашей камере, чтобы ухмыляться над нами под своими капюшонами. Вроде бы, что тут страшного, да? Никто ведь ничего не делает, все статично, просто мир двигается вокруг, медленно крутится наоборот, сходя с ума — это мой кошмар. Простенький, безыскусный кошмар, который снится временами и о котором я, конечно, никому не рассказываю.
Или боггарты. Я читал про них в школьной библиотеке. Все это связано: и боггарты, и страхи, и кошмары, и что самый сокровенный кошмар — он точно воплотится в боггарте, сколько не считай, что боишься чего-то другого. Снейп в бабушкиной шляпе мне в кошмарах не снится. И так не снится. Ни раньше, ни теперь. Мне еще повезло.

Сейчас я вот размышляю о всякой ерунде, вспоминаю не знаю о чем... в общем, по-всякому откладываю момент, потому что реальность, как оно часто бывает, оказалась хуже кошмаров. Передо мной на металлическом стуле сидит Рабастан Лестрейндж. И самое ужасное, знаете, что таращится на меня как в моих кошмарах.
А вообще, пожалуй, лучше начать все с предыстории. Всегда есть какая-нибудь предыстория. Самым сумасшедшим поступкам предыстория придает оттенок респектабельности — это не я придумал, Лестрейндж сказал.

[2]

Сначала бабушка возражала, чтобы я записался на практику в Святого Мунго. Но она возражала и против моего увлечения травологией, и против желания отправиться в экспедицию вместе с Луной... много, против чего она возражала до войны. А после — что-то меняется всегда. Поверила она, что я и с ТРИТОН по трансфигурации, и с ТРИТОН по защите от темных искусств аврором, как папа с мамой, не стану, потому что не мое это. Тут, на экзаменах, я на волне пробился. Я ведь тогда заклинания мог какие угодно творить: нас много, мы все злые, две недели назад Хогвартс защищали. А что я в школе авроров буду делать? Самим собой только снова стану.
Я потом сказал ей, что хочу поработать целителем, научиться лечить травами профессионально. Наших много тогда в Мунго собралось. А бабушка считала, что теперь мне — прямая дорога в аврорат, уже и письма всем родным написала. Она, конечно, права была, меня приняли бы, как и всех защитников Хогвартса, в общем-то, но мне хватило всего одного разговора, чтобы ее переубедить. Теперь всегда одного разговора хватало.

Первые дни в Мунго давались тяжело. Понятно ведь, какой я... Знаю, другие много чего от меня ожидали. Привыкли уже, что я решение знаю, что выход из ситуации вижу, что действую решительно и главное — правильно. Но война же кончилась, верно? Больше не было необходимости делать все правильно. Рыцари ведь тоже доспехи не все время носили. Надевали их только во время войны. Вот и я свои доспехи снял, и дышать стало легче.
Постепенно — и не сказать, что так уж много времени прошло — люди привыкли ко мне обыкновенному: стеснительному, молчаливому, неуклюжему Невиллу. Я влился в работу в больнице, наблюдал, записывал, пытался сохранить в памяти уйму сведений — учился, в общем. С коллегами отношения особо не складывались, но я и не ожидал другого: не каждый же может терпеть мой характер, не особо к общению располагающий. К нему нельзя привыкнуть, вот в чем дело: один день я мог быть очень милым, улыбаться и шутить, а другой — нахлынывало на меня что-то, и я целый день молчал, всех чураясь. Луна как-то сказала... не помню точно. Что-то об отражении мира в глазах. Не души причем, а какого-то другого, чуждого мира... что будто бы я постоянно в нем, он лишь изредка отпускает меня, диктуя при этом свои условия и настроение. Я не понял, если честно. Луна говорила, что я не от мира сего. Будто она от мира... нет, ее слова невозможно воспринимать всерьез.
В Мунго я избегал пятого этажа, отделения недугов от заклятий. Родителей, если кратко. Я не демонстративно избегал, я туда прилежно ходил. Однако, если особой нужды не было, старался попадать в группы, практиковавшиеся на других отделениях. Я себя и настраивал, и корил... не думайте, я чувствовал, что это неправильно — не хотеть видеть родителей.
Через два месяца, когда первая практика подошла к концу, я записался на второй этап. Я да Дин, остальные наши либо выбрали другие дороги, либо решили попробовать всего понемногу перед окончательным выбором. А я не был уверен до конца, что усвоил все, что хотел получить от Мунго. В первую очередь, это «все» касалось моего отношения к родителям. Моих отношений — так ведь я сказать не могу? Односторонний поток эмоций подразумевает больше ответственности, мне приходилось думать о ней и учиться с этим жить. Забота о родителях ложилась теперь на мои плечи, бабушкин долг выплачен, и мне бы не хотелось, чтобы я воспринимал ее как обузу. И конечно, я вкладывал в данное слово не материальный смысл.
После Рождества нам разрешили ассистировать целителям даже в сложных случаях. Считай, обучение окончилось. А я все продолжал наблюдать, записывать, стараться сохранять в памяти уйму сведений. Не думал, что готов, и больше ничего получить от Мунго не смогу. Так вышло, что я не ошибся. Хотя теперь я уверен, что было бы намного правильней, если бы все-таки ошибся.

[3]

Отделение в подвале Мунго... мы называли его «трупоблок», хотя официально оно звалось «Особо тяжелые случаи». Не было там особо тяжелых больных, туда умирать свозили. Не всех же родные забирали: у кого и родных не было. Магия всегда борется до последнего — этого никто не учел.

После Рождества, которое я встречал у бабушки, пригласив Ханну, Луну с отцом, дядю Алги, всех своих родственников... после веселого Рождества я попросил перевода в трупоблок. В Мунго же думали, что я точно у них остаюсь теперь, привыкли к моим постоянным просьбам перевести то туда, то сюда, а тут слегка напряглись. В трупоблок партию заключенных из Азкабана привезли — по новым правилам их теперь не оставляют умирать на острове. Дементоров нет, заключенные живут дольше и, хотелось бы думать Визенгамоту, раскаиваются дольше, а когда преставляются... в общем, решено было, что каждый из них имеет право на квалифицированную медицинскую помощь хотя бы перед смертью.
Тогда, конечно, я не знал, что в трупоблоке поступление из Азкабана, я, честно, вообще ни о чем особом не думал, просясь туда.
А потом решил, что это неправда. Глупо, но мне очень хотелось поверить, что Рабастан Лейстрендж — не Рабастан Лейстрендж, а просто похожий на него человек. Вроде того.
Трупоблок был настоящей тюрьмой, не думайте. Даже если привозили добропорядочных волшебников, то, конечно, помещали их в отдельную палату, снабженную решеткой с прочными колдовскими замками. Все просто: магия всегда поражает мозг. При любом проклятии, запущенном заболевании, она доберется до вашего мозга, потому что цель у нее такая — подменить собой высшие нервные центры и стать сознанием. Наши безнадежные больные рано или поздно сходили с ума.
Меня не знакомили с пациентами, как в других отделениях. Ни к чему это здесь было.

Улыбчивый бодрый маг, что служил здесь и помощником целителя, и уборщиком, и вахтером окликнул меня из каморки у входа и долго, шумно рассказывал о здешних порядках, иногда заговариваясь и повторяясь. Единственное, чего он не говорил — о больных. Не хотел знакомить меня с ними, пока старший целитель не придет. Здесь постоянных целителей не было, работали на полставки, и время, когда они заступят на дежурство, всегда соизмерялось с желанием подработать. Два целителя на восемь камер и Старый Сэм — вот и весь персонал трупоблока. И теперь ещё я. Мне удалось уговорить Старого Сэма устроить мне экскурсию по палатам — я считал это правильным, и Сэм в конце концов со мной согласился. Когда-то он был хорошим целителем.
До партии из Азкабана в трупоблоке было двое больных. Из Азкабана доставили еще троих. С них-то и мы начали — Сэм, конечно, не предупредил меня о заключенных.
Пройдя мимо палаты Лестрейнджа, я лишь мельком взглянул на него и поторопился к следующей. Это был как Круциатус — сразу никогда не ощущается, и можете назвать меня тормозом, я не обижусь, как и не обижался до этого. Перед глазами, пока Сэм с энтузиазмом знакомил меня с остальными, стояло лицо Лестрейнджа. По мере того, как шок проходил, оно становилось четче, белое пятно приобретало черты, расширялось, проступало, все больше и больше расплывалось в ухмылке, пока не заполнило мир, и я не стал видеть ничего, кроме него. Постаралось. Я оборвал Сэма на полуслове, развернулся и быстрым шагом пошел обратно. К палате я не приблизился, не смог. Встал чуть в стороне, в двух футах от решетки, и уставился на Лестрейнджа. Я выглядел глупо, я знаю, и это было единственным, что волновало меня в тот момент, потому что было неправильным. Он ухмылялся во весь рот и смотрел мне в глаза. Взгляд не вызывающий и не злой — понимаете, почему меня это выбило из колеи вдобавок ко всему прочему? Тут я почувствовал себя беспомощным — абсолютно, как чувствовал себя, когда Волдеморт поджег на мне Распределяющую шляпу. Лестрейндж смотрел на меня так, словно кто-то деликатно воспользовался его головой и выглядывал теперь из его глаз, щерясь от вседозволенности. Тогда я еще не знал, что он сошел с ума.

[4]

Когда пришел старший целитель Мордок Белби, я слушал его не так внимательно, как ожидал от самого себя. Ведь я собрался сразу разрешить ситуацию, найти выход, хотел выяснить все о Лестрейндже: чем он болен, какого Мерлина его вообще привезли сюда и оставили тут почти без охраны — сдох бы спокойно в Азкабане. Я думал, что поступаю правильно, я всегда так думал, но все было неправильным, еще с того момента, как я решил просить перевода в трупоблок. Белби дал мне кучу документов, которые я должен был подписать, выделил персональный шкафчик и кратко рассказал о постояльцах — так он их называл.
Палата номер один — Марта Ириш, шизоаффективное расстройство, «собирается просверлить себе череп», приблизительная дата смерти — март-апрель. Номер два — Рабастан Лестрейндж, список А. Как в магозоологии, а вы что хотели? Особо опасен, заключенный. В данный момент по ряду причин опасности не представляющий даже для себя. Шизофрения, приблизительная дата смерти — март-апрель. Номер три — Антиохий Гловер, обсессивно-компульсивное расстройство, «выдавать перо и по два (!) листа пергамента в сутки. Следить, чтобы не перечитывал, возможен срыв», приблизительная дата смерти — июнь-сентябрь. Номер четыре — Винсент Кребб-старший. А я-то тоскливо ждал, кто же это будет... Мне очень повезло, что всем здесь настолько наплевать. Правда, никого не волнует, что я — защитник Хогвартса, а эти двое — Пожиратели Смерти, и теперь у нас установятся особые отношения, которые не могут не установиться. «Возможен срыв», Белби ведь мог и так сказать? Список А, шизофрения, «много спит, возможен срыв», приблизительная дата смерти — февраль. Последняя палата была занята Алекто-крысой. Мы ее в школе так прозвали, очень зря, кстати, крысы не заслужили такого сравнения. Прозвище намертво увязло в моей памяти. Кэрроу страдала атрофической деменцией, и осталось ей около трех-четырех месяцев. Да... для меня это было еще одним маленьким потрясением, будто мало их уже случилось с того чертого момента, как я вздумал проситься сюда. Белби сразу четко дал мне понять, что ничего странного в назначении даты смерти постояльцев трупоблока он не видит. И это не означает, сказал он, что наперед все знает, или готовится там, не дай Мерлин.
Белби спросил, как я себя чувствую, я ответил, что отлично, он пожал мне руку и отправился на осмотр. А я кусал губы и думал, почему забыл попросить истории болезней. Потом понял, что не хочу я смотреть эти истории.

[5]

На следующее утро я явился на работу уже зная, что делать. Мы, целители, обязаны вылечить или облегчить жизнь больным. Но в трупоблоке ничего подобного не требовалось, здесь больные на протяжении недолгого времени сами облегчают жизни всем, кто ждет, когда они отправятся на тот свет. А лечение здесь было самым современным, даже передовым: на безнадежных больных применялись магические новшества, чары, скажем, синтезированные зелья. Порой, успешно. Все же от безысходности не так страдаешь, когда есть намек на надежду.
Я решил, что буду плыть по течению: помогать Сэму, Белби, Каролине (Каролина — это второй целитель), ухаживать за больными, наблюдать, записывать, пытаться сохранить в памяти уйму сведений. Когда Лестрейндж умрет, я снова попрошу перевода куда-нибудь. Кажется, и не осталось больше этих «куда-нибудь», я уже везде... попрошусь, может быть, в недуги от заклятий. Хотя вряд ли, это я просто... скоро все кончится, я уйду из Мунго, поеду в экспедицию с Луной, вернусь в Хогвартс и стану профессором, буду учить детей травологии, а потом женюсь на Ханне. Все обязательно кончается. Просто нужно уметь подходить к концу правильно.

[6]

Лестрейндж встречал меня ухмылкой, следил за мной взглядом. Я улыбался в ответ. У меня получалось, я мог бы собой гордиться, если бы задумывался над этим, но сама ситуация — знаете, как она напоминала мой кошмар? Только в реальности я диктовал условия. Не сказать, что меня это радовало или хотя бы удовлетворение доставляло. Все же я по-прежнему был слегка шокирован, несмотря на всю правильность своих действий.
В камере была койка, обыкновенная деревянная койка с матрасом и одеялом, но мне казалось, Лестрейндж никогда не спит. Он все время поджидал меня, сидя на стуле.
Первые два осмотра я проводил под присмотром Сэма, и Лестрейндж не делал попыток заговорить со мной. А я знал, что он заговорит обязательно. Его ухмылка ничего другого и не предполагала.
Пятнадцатого января я проводил осмотр один.
Лестрейндж сидел на стуле, смотрел на меня и ухмылялся. Я ждал.
— Ты, наверное, думаешь, не будь я такой мразью, погиб бы еще в Битве.
Я почти удивился. Все же мне казалось, что Лестрейндж... мне почему-то верилось в его серьезность. Я воспринимал его серьезно, понимаете? А он резко упал в моих глазах, так по-дурацки начав разговор, который с нетерпением ждали мы оба.
— Нет, не думаю.
— Еще успеется. Хочешь, я дам тебе слово?
Он смотрел на меня и ухмылялся, а из его глаз выглядывал кто-то другой, кто счел нужным притворяться, будто я ему интересен.
— Лестрейндж, повторите слова: «стол», «река», «дом», «собака», «лицо», «дерево», «часы», «сыр», «сад», «мука».
— Что ты забыл в Мунго? Вся ваша компания молодых да бравых наверняка всем скопом в школу авроров двинулась, а тебе что нужно?
— Мне много чего нужно. Выберите цвет: белый, черный или красный?
Лестрейндж сощурил глаза.
— Не приняли в Академию?
— Вы не знаете ответа? — Я сделал отметки в своем журнале. — В чем различие между кошкой и собакой? Сходство?
— Я хочу пить, — Лестрейндж смотрел на меня не мигая. — Принеси мне воды с лимоном: газ спустить, лед не класть, лимон — четверть, не выжимать.
— Хорошо, — кивнул я. — Но сначала скажите: я слышу ваши мысли?
Лестрейндж прекратил ухмыляться и отвел глаза. Он вытянул ноги, устраиваясь на стуле удобнее, сложил руки на груди (и в его случае это была вовсе не защитная поза, видно, что он чувствовал себя комфортно... я потом это понял), начал насвистывать какой-то незнакомый мне мотивчик.
— Лестрейндж, ответьте на вопросы. Если не знаете ответа или не помните — все нормально, не стесняйтесь, — я выдержал дежурную паузу. — Хорошо, оставим. Как вы спали? Вытяните перед собой руки и закройте глаза.
Лестрейндж это проигнорировал. Я захлопнул журнал и пошел к двери.
— На сегодня все.
— Ждешь, когда я подохну? Чтобы потом с чистой совестью жить дальше? Не получится.
Я знал, что он все поймет. И что он обязательно меня остановит.
— Почему не получится? — спросил я не оборачиваясь.
— «Стол», «дом», «собака», «лицо», «часы», «сыр», «сад». Белый. В сходствах между кошкой и собакой, думаю, сам разберешься. Подскажу различие: у кошки мать кошка, у собаки — сука. Нет, ты не можешь слышать мои мысли. До встречи, Лонгботтом.
Я обернулся и напоролся на его ухмылку.

[7]

С пятнадцатого января Старый Сэм почти не принимал участие в обходах и осмотрах, полностью доверив эту процедуру мне. Я не возражал, я люблю все делать сам. Белби и Каролина обычно проводили осмотр по вечерам, часто так выходило, после часа два заполняли бумаги, пили с Сэмом чай и уходили. Я чувствовал, что становлюсь такой же незаменимой частью трупоблока, как и Сэм.
Иногда мы включали нашим постояльцам колдорадио: Марте нравилась передача «Красный подсолнух», Антиохий ее терпеть не мог, зато любил песни Селестины Уорлок, остальных радио особо не интересовало. Алекто все время просила сахарных мышек, чтобы кормить ими крыс, обитавших, по ее словам, под кроватью. Я не проверял, есть ли там крысы; Сэм сказал, что нет, и ладно. Хотя следовало бы, конечно. Нашим постояльцам никто не писал, посетителей у них тоже не было. Антиохий регулярно получал «Трансфигурацию сегодня» — как я понял, ему была то ли подарена, то ли выпрошена им самим пожизненная подписка. Марте двадцать восьмого января пришла посылка: среди вкусно пахнущей Рождеством сосновой стружки лежала тряпичная кукла с фарфоровой головой. Самодельная, это сразу было понятно: тело сшито небрежно и несуразно, а голова явно была взята от другой куклы. Я, конечно, проверил ее — мало ли. Ничего колдовского в кукле не было, обыкновенная игрушка, сшитая детскими руками. На ней было темно-синее платье. Ханна почти в таком же к нам на Рождество пришла. На дне коробки я нашел закопанную в стружки записку, нацарапанную неровными печатными буквами: «Лайза тебя тоже любит. Полина». Записку я Марте отдал, куклу — нет, запрещено: фарфор колкий, а Марта подвержена суицидальным попыткам. Марта просила хотя бы подержать, я отказал, сказав, что это не по правилам. А вечером, проведав Лестрейнджа (я всегда оставлял его напоследок) и уже собравшись домой, я зашел к ней. Марта вцепилась в куклу Лайзу, стиснула тряпочное тельце тонкими пальцами и принялась целовать прекрасное лицо. Мне с трудом удалось уговорить ее отдать игрушку. Пообещал, что завтра снова дам.

Продолжение в комментариях.

@музыка: "Sings"

@темы: I Believe, ГП-фандом

---

Так, меня снова пинают от компьютера, однако теперь у меня есть ноут =))

Пойду из слэша джен делать что ле... проводного тырнета на ноутбуке пока нет, будем мы с ним сидеть в темноте совсем одни. Но с музыкой =)

---

На Believe_Fest подведены итоги =)

@темы: I Believe

---

"Темные короли", глава 1

Фандом: Хроники Нарнии
Название: Темные короли
Автор: Almond
Бета:  Тёма Рябинкин
Описание: Написано на конкурс Pro|Contra для команды Темных по цитате: «Требуется немалое мужество, чтобы противостоять врагам. Но еще больше мужества нужно, чтобы противостоять друзьям».
Герои: Белая Колдунья, Эдмунд Пэвенси, Питер Пэвенси, король Айсерд и другие
Жанр: приключения/любовный роман/драма
Отказ: Все права на персонажей и сюжет принадлежат К.С. Льюису. Автор материальной прибыли не извлекает.

Посвящается  Katrina Faul

«Бремя мира лежит на наших плечах. Мы должны быть свободны от всех правил. Нам предназначена высокая и одинокая судьба».
Джадис, королева Нарнии

ПРОЛОГ

Надпись на тронном камне Чарна, Короля Королей

Два короля и две королевы. Так повелось издревле: правителей Чарна должно было быть четверо. От короля Элохима, который женился на златокудрой Идиль, шла Старшая линия: она называлась Старшей, ибо Идиль была первой женой. Королева рано умерла, и Элохим женился во второй раз на королеве Сорлоис, что правила островом, названным ее именем. От этого союза пошла Младшая линия королей Чарна.

Король Элохим любил своих детей одинаково и сделал их всех королями и королевами. В золотом замке Короля Королей стояли четыре трона, чтобы Двое из Старшей и Двое из Младшей линии занимали их и правили вместе. Он думал, что так навечно сохранит мир между ними и в своем королевстве.

Время шло. Поначалу Старшие и Младшие были дружны, с любовью правили сообща королевством Чарн. Они были прекрасны и владели искусной магий, и все казалось им легким, и они сами знали только простые радости, не желая большего. Но постепенно мир менялся. Он старел, в нем копились знания, груз истории становился все тяжелей: опыт заставлял людей и других существ, думать, что жить им скучно. Их ничто больше не интересовало и не радовало, они чувствовали себя пресыщенными жизнью.

И тогда жители королевства стали искать способы удовлетворить скуку. Они становились все жаднее, все завистливее, правители стали поглядывать на соседние страны с ненавистью и вожделением. Начались войны.

Династия королей Чарна держалась дольше всех, но и она поддалась всеобщему смятению.

Короли оставались прекрасными, но с каждым новым поколением души их делались все чернее, сердца — ненасытнее, а умы — искуснее. Могущество их возрастало, но направляли они его не на добрые дела и не на заботу о поданных, а на личную славу, на завоевание соседних земель и сеяние смуты.

Город Чарн, столица королевства, превратился в рассадник страха, и гнусные дела творились в нем, и все жители его были скверны душой, а на месте прекрасных садов в городе теперь был только камень.

Этот мир клонился к своему закату, и династия величайших его королей пала.

Последними были Старшие — король Айсерд и королева Айрис и Младшие — король Джадар и королева Джадис.

Это Четырехглавие славилось своей жестокосердностью, ненавистью друг к другу и необузданной жаждой власти.

Каждый имел собственную армию и выжидал момента, чтобы уничтожить остальных трех, но пока весь мир не пал под властью владык Чарна, их деяния были по-прежнему общими.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ОСВОБОДИТЕЛИ НАРНИИ.

Глава 1. Королевская охота

Стоял погожий весенний денек. Огромное старое солнце Чарна пригревало первую нежную травку и распустившиеся золотые крокусы, а ручейки истаявшего снега весело бежали в мутные воды рек.

Джадис в своих покоях разглядывала карту мира, размышляя, какие чужеземные города легче всего ей подчинятся, а с какими — лучше повременить. Комнату заливал усталый свет, оттого Джадис хотелось спать, и она с трудом сдерживала зевоту, когда прозвенели сигнальные колокольчики.

Джадис подняла голову. Всего нужно опасаться, и сестру с братьями особенно, но сейчас она была наготове: если пришли враги, им следует поостеречься.

В покои вошел ее сводный брат, король Чарна, Айсерд Великий. Он тоже держался настороженно, и его подбородок был вскинут точно так же, как у Джадис, однако он был старше и считал себя сильнее, потому опасался меньше.

— Мы отправляемся на охоту, сестра, — вежливо сказал он. — Не хочешь к нам присоединиться?

— Кто мы?

Айсерд удивленно посмотрел на нее:

— Мы — короли Чарна, не будь глупой.

— Опасно выезжать всем четверым. На нас могут напасть, и тогда придет конец всей династии. Об этом никто не подумал? — с сарказмом спросила Джадис. — Не мудрено — вы все еще дети.

Тут нужно сказать, что в чем-то Джадис была права, хотя ей, как самой младшей из королей и королев, довольно глупо было заводить разговор о возрасте.

В ту весну они правили всего четвертый год, и Джадис было шестнадцать, что и по людским понятиям юный возраст, не говоря уже о мерках великанов. По их мнению, Джадис была еще младенцем. А так как в ней текла часть великаньей крови, ей было обидно, что ее считают слишком маленькой для трона. Ее старшим брату и сестре было тридцать и двадцать шесть соответственно, единокровному Джадару — двадцать, и их Четырехглавие являлось самым молодым поколением королей и королев за всю историю Чарна.

— У Айрис день рождения, — сдержанно произнес Айсерд, делая вид, что не замечает грубости Джадис. — Она хочет в подарок Белого оленя. Помнишь, он исполняет любое желание поймавшего его? Оленя видели в наших краях, и мы отправляемся на его поиски. Если не хочешь, можешь оставаться. Джадар едет с нами.

Теперь, когда стало ясно, что ее братья и сестра отправляются охотиться на чудесного оленя, а она одна остается дома, Джадис, разумеется, захотела ехать с ними.

Будь она поопытнее, она бы осталась и, воспользовавшись отсутствием остальных королей, заняла бы своими войсками Замок королей. Но Джадис была еще молода, и конечно, в ее душе разгорелась жажда самой поймать оленя, чтобы он воплотил ее заветное желание: стать императрицей мира.

— Я поеду с вами, брат, — ласково улыбнулась Джадис. — Хочу порадовать Айрис, милую мою сестренку.

Айсерд все понял, но опять же не подал виду. Честно, у него были свои планы на эту охоту: он удалит сестер и Джадара из Чарна, и к их возвращению город будет занят его людьми: самым верным и отважным он доверил эту миссию. Тем, кто служил ему лишь из-за денег — так боялся Айсерд заговоров и того, что город захочет избавиться от всех своих Королей и Королев.

Уже оказавшись у дверей, он добавил:

— Не бери с собой ничего лишнего, охота будет долгой, не нужно обременять себя поклажей. — На деле Айсерд боялся, как бы Джадис не прихватила с собой слишком много оружия. — Будем ждать тебя через час у Черных ворот.

Правители покинули Замок королей и выехали из Чарна.
За королями и королевами следовала свита, не такая уж многочисленная, потому что братья и сестры опасались друг друга.
Они ехали, обвешанные оружием, и даже дамы взяли с собой острые мечи, а кони у всех были сплошь боевые, чтобы и их можно было использовать в возможной стычке.

Лес вокруг Чарна давно вырубили, но близ недальних холмов сохранилась небольшая рощица — часть некогда обширных лесов. В ней короли и королевы никогда не бывали, и именно там королевские егеря заметили Белого оленя.

Мощенная красным булыжником дорога петляла вдоль холмов, пока не оборвалась у широкого ручья. Дальше в горы вела лишь узкая неухоженная тропка. Королевская охота пересекла ручей и двинулась по ней; они не разбредались, ехали плотным строем, так как по преданиям давным-давно в лесу обитали диковинные создания, полулюди-полузвери. Чудовища сгинули в незапамятные времена, но страх перед ними остался, и если бы не Олень, вряд ли короли отважились прийти сюда.

Правители Чарна углубились в лес, невольно чувствуя почтение к древним узловатым деревьям с толстыми стволами, столь высоким, что кроны их далеко-далеко вверху полностью закрывали от путников усталое белесое небо.

Лес был стар и болен, но все же продолжал жить — спокойно, неспешно, достойно. Молодых деревьев и подлеска здесь не было, и плотный дерн из жестких серых листьев окружал голые стволы.

Созидательная тишина разом упала на пришельцев, словно лес неторопливо размышлял о том, о сем, не переживая эмоций, и мешать ему в этом деле не следовало.

Они медленно ехали мимо деревьев, поначалу подчиняясь желаниям леса, однако вскоре Айрис велела что-то слугам, Джадар громко рассмеялся над шуткой придворной дамы, а последние чары леса спали, когда Айсерд затрубил в свой золотой охотничий рог, возвещая о том, что правители Чарна пришли в свои владения. Джадис подхлестнула коня, и ринулась вперед, чтобы намного обогнать братьев и сестру и быть первой. Охота началась.

Вскоре рог затрубил во второй раз: Айсерд увидел Белого оленя. Айрис, Джадис и Джадар повернули своих коней следом за старшим братом, через несколько минут все четверо оставили свиту далеко позади.

Кони скакали по огрубевшим листьям все дальше и дальше вглубь леса, где то и дело мелькал отблеск серебряных рогов оленя, а Айрис даже заметила однажды белоснежный силуэт, исчезнувший так быстро, что это можно было принять за чары.

Внезапно деревья расступились, и короли и королевы выехали на небольшую поляну, посреди которой росло самое огромное дерево, какое они когда-либо видели. Его ветви свисали до земли, а ствол оказался таким толстым, что вздумай они взяться за руки, то все равно не смогли бы обхватить его.

Кора дерева была старая и сморщенная, но все же дерево выглядело молодым или, по крайней мере, зрелым, потому что большие и тонкие листья сочно блестели зеленью, и оно все было усыпано неведомыми плодами, напоминавшими золотые монетки.

— Давно нужно было вырубить лес, — сказала Джадис, когда они подъехали к дереву поближе. — Он одряхлел и стал бесполезным. Хотя, признаться, это дерево мне нравится. — Она дотронулась белыми пальцами до листьев. — Оно вызывает какое-то смутное чувство... вроде воспоминаний и воспоминаний радостных.

Остальные промолчали, хотя все испытывали то же самое. Точно кто-то тихо позвал их.

— Решено, — наконец улыбнулся Айсерд. — Вернемся — я велю вырубить этот лес.

— Или я велю, — склочно вставила Айрис.

Джадар, нетерпеливо теребя поводья, позвал:

— Идемте, а то Олень скроется.

— Но я хочу попробовать эти плоды. — Джадис устала, в чем признаваться не хотела, и ей нравилось перечить Джадару. Его она не выносила — возможно, оттого что они были очень похожи.

Младшая королева сорвала ближайший к ней плод.

— Стой!

— Да, Джадар прав. Что у тебя за манера пробовать на вкус все, что видишь? — брезгливо сказала Айрис, хотя ей тоже очень хотелось вкусить плоды чудесного дерева.

— Идемте отсюда, — поддержал Айсерд, а сам тихонько сорвал ягодку, чтобы после скрытно от братьев и сестры съесть ее.

И Джадар тоже хотел, но ему нравилось возражать, а еще — злить Джадис, зная, что она все равно не послушает, но погневается изрядно. Джадар находил ее очень смешной, когда она гневалась.

— Вы, что, мне указываете? — На белых скулах Джадис появились алые пятнышки злости, и она медленно поднесла плод к губам, не сводя презрительного взора с Джадара. Тот хмыкнул и, приподнявшись на стременах, сорвал самую крупную и сочную ягоду, до которой мог дотянуться.

Айсерд вынул из-за пазухи сорванный плод, а Айрис с деланным равнодушием попросила:

— Айсерд, сорви и мне.

И когда брат исполнил ее просьбу, добавила:

— Если уж вы хотите подвергать наши королевские жизни опасности, вкушая незнакомые плоды, я не могу остаться в стороне — это будет нечестно по отношению к родственной крови.

Айсерд скривился от ее слов, настолько они были лживы, Джадар расхохотался, пряча лицо в гриве своего коня, а Джадис процедила:

— Как мило, сестра.

В эту минуту Джадис ее ненавидела.

Поднялся ветер; листья, устилавшие поляну, вторили ему странным жестяным звучанием, и кони беспокойно переступали копытами, пятясь к стволу дерева, под его густую крону.

— Ну что же... — шепнула Айрис и откусила кусочек от плода.

Остальные тут же последовали ее примеру, и как только все четверо проглотили золотые ягоды, они исчезли, оставив после себя лишь краткое призрачное сияние лиц и одежд, испуганных коней, поляну с единственным еще растущим древом Чарна и серебряный блеск вспыхнувшего как звезда Белого оленя, который быстрее молнии пересек поляну и исчез, точно так же, как исчезли они.

@музыка: Spice girls "Vivat forever"

@темы: фандом

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Очень хочется успеть написать сказку (или просто - сесть и написать с душой сказку. Этот вариант во всех смыслах предпочтительней.) на сказочный фест. Сайт ни разу не видела, но сказки, сказки!.. *потирает лапки*
Хочу написать тридцать фиков по Плоскому миру в рамках сообщества, но, блин, заявку не одобряют. Умерли они там все, наверное, потому что люди еще с начала летом "неоформленные" сидят. А я готовлюсь. У меня закачан весь цикл про Стражу, будет закачан цикл про Смерть, планируется закачать про Ринсвинда, наверняка качнется про ведьм. Все дела. Стыдно, в конце концов, косячить стало, и стыд, в конце концов, поборол лень.
А еще я обещала... нет, не скажу скольким я обещала, потому что станет стыдно, а мне еще с ленью бороться, стыд пока только мешать будет, потому что настроения нет, и вообще...
Вообще наступил период "Ничего-не нужно-никого-не-надо-разбудите-через-этак-часиков-двести".
И я могу спать стоя и сидя И с открытыми глазами. И при разговорах. И при разговорах с любимыми людьми. Что даже здорово где-то.

И почему на другом компьютере в экспоере у меня картинки на дайри были видны?

@темы: просто

---

День 19: Если бы вы могли встретиться с одним из актёров, кто бы это был? Хотели бы? Оно вам надо? Правда? Зачем?

Ммм... актеры немого кино? По крайней мере, их не смутило бы мое красноречивое молчание. Не думала, с кем. Я мало увлекаюсь кино.
Может быть, с Джереми Айренсом или с Гэри Олдманом. Просто встать рядом и послушать, как они говорят. Восхищаюсь их талантом.
Может быть, с актером, который играет Билла Уизли. Не знаю почему.

А еще хорошо, если дадут бесплатный кофе и булочку.

@темы: флешмоб

---

11.10.2010 в 16:16

Пишет  Believe_Fest:

драббломания

Дорогие участники и читатели!

Устраиваем финальный забег =)

Любой желающий может взять понравившуюся заявку и написать по ней драббл.

Северус Снейп/Петуния Дурсль. Всегда слишком идеальная... Ничего не делая, она с лёгкостью забирала у меня всё
Панси Паркинсон/Беллатрикс Лейстрейндж. "На что же ты готова пойти ради своего желания?", R
Рон Уизли/Невилл Лонгботтом. AU. «Где ты пропадал все это время?»
Ремус Люпин/ Молли Уизли, «Мы герои не этого романа»
Гарри Поттер/ Нимфадора Тонкс, Люби – и делай что хочешь
Рон Уизли/ Ремус Люпин, «Мне слишком часто бывает стыдно»
Дин Томас/ Гермиона Грейнджер «У тебя все в порядке?»
Мариэтта Эджкомб / Чжоу Чанг «А ты почему не на уроке?»
AD Гарри Поттер/ AD Ромильда Вейн «Помнишь, как ты хотела меня приворожить?»
Скорпиус Малфой / Гермиона Грейнджер: женщины - как вино, с годами делаются только лучше... R
Перси Уизли/Флер Делакур "Это что, таракан?"
Билл Уизли/Луна Лавгуд, не обязательно четко прописывать отношения (желательно, во время проживания в коттедже "Ракушка").
Северус Снейп/Долорес Амбридж, Принцев мало и на всех их не хватает...
Мадам Хуч/ профессор Синистра, Выше только звезды...
Фред Уизли/Гермиона Грейнджер. Время не любит когда его тратят впустую. © Генри Форд. Предупреждения: D
Луна Лавгуд/Фред Уизли. Меня накинуло на тебя, как сеть, как сачок из света. Я струюсь, и дрожит накинутый на тебя сачок
AD Рон Узли/AD Виктор Крам. "И зачем нужны эти женщины?.."
Северус Снейп / Лили Поттер-мл. Я раскрашу твою жизнь цветами акварели Можно рейтинговый и с ХЭ

Исполнение публикуется анонимно в комментариях к посту с соответствующей заявкой, количество слов в исполнении - от 200. Автор раскрывает свое авторство после того, как заказчик прокомментирует заявку.

На выполнение работ дается неделя (с 12 октября по 19 октября). 20 октября состоится голосование на самый обоснуйный драббл.

@темы: I Believe, ГП-фандом

---

Эмма, поздравляю с днем рождения!

---

Ночью проснулась от чувства удушья. Будто я долго-долго бежала или долго-долго сражалась или долго-долго сидела на месте, пока мышцы окончательно не застыли в вывернутом состоянии... сердце было тяжелым.

Сегодня оберегаю левую половину лица - будто тонкую пленку содрали, все раздражает. Под левой лопаткой саднит.

А потом вспомнилось про фильм "Знакомьтесь, Джо Блэк", с его сакраментальным "ДА". Подумалось, что за хрень, что вспомнилось.

Это потому что осень и потому что холодно. Да.

@темы: просто

---

Westarina, добро пожаловать =)

---

Общее настроение Избранного передалось.

Название: Прозрачная
Автор: Almond
Описание/заявка: Про смешливую девочку, которая вечно опаздывала везде: в институт/на свидание/на поезда/в магазины/на почту. Но пожить она успела. И вот совсем наглость, фраза: «Милая моя! Здесь вам не тут!».
Герои: Нимфадора Тонкс
Рейтинг: PG
Отказ: отказываюсь.

 Тёма Рябинкин в подарок.

Институт

И это первое. Тонкс задумчиво почесала нос. Она всегда опаздывала на занятия по утрам. Да и не только по утрам. Снейп, помниться, оборачивался к ней настолько стремительно и смотрел настолько осуждающе, что запыхавшейся Тонкс хотелось тут же прямо в этот день, час, в эту секунду, умереть, лишь бы не опаздывать больше на зельеваренье.

Надо же, сбылось.

—Милая моя! — говорил сморщенный седой старик, называющий себя Богом. — Здесь вам не тут. Хотите сравнить? Бегом возвращайтесь. Пожить же вы успели? Вот и посмотрите, что успели.

Она успела? Или всюду опаздывала?

Она опаздывала, безнадежно опаздывала на занятия по утрам. Да и не только: и после обеда в Большом Зале, и после перемен, и после квиддичных тренировок. Тонкс провела прозрачными пальцами по черным камням Хогвартса. Она не успела оценить учебу здесь, не успела сполна почувствовать, что такое учеба здесь. Уроки проходили быстро, быстро; промелькнули, как картинки в маггловском видео. И все закончилось. Опоздала.

Свидание

Разве можно опоздать на свидание с ним? Тонкс кусала прозрачные губы. Постоянно опаздывать — к нему!

Может быть... может быть, правильно? Он ведь всегда ее дожидался.

Она опаздывала к нему, а он обнимал ее за плечи. Он редко отворачивался от нее, но когда она опаздывала, он отворачивал лицо. Тонкс оставалось только чувствовать его тяжелые ладони на своих плечах и рассматривать серебряные нити в его волосах.

Потом он вздыхал, и она слышала в его вздохе все то, что он никогда не говорил ей вслух. Вернее... однажды он сказал, но только однажды, когда хотел оторвать от себя, когда сам пожалел о своих словах.

"Ты слишком молода".

Ты слишком молода. Cлишком порывиста, слишком смешлива, слишком торопишься жить. Ты торопишься и опаздываешь всюду.

Тонкс кусала прозрачные губы. Она принималась тогда тормошить его, быстро-быстро целовать ямочку под подбородком, пока тяжелые ладони на ее плечах не вздрагивали и не отпускали ее. Он поворачивал к ней лицо, смотрел на нее сверху вниз, так, как только он умеет смотреть, и целовал в кончик носа. Она чувствовала его улыбку.

Может быть... может быть, правильно? Он ведь всегда ее дожидался.

Поезд

Прозрачные волосы Тонкс взметнул холодный ветер. Если бы она могла, она бы поежилась. Почему опоздала на Хогвартс-экспресс? По той же причине, что и всегда.

Торопилась, торопилась... прозрачные слезы Тонкс катились по прозрачным щекам. Быстро стереть, чтобы никто не видел. Продолжаем?

Магазин

А еще нужно было успеть в лавку Оливандера за своей первой палочкой.

Нет, конечно, Тонкс ее не купит, зачем, она просто посмотрит на себя, одиннадцатилетнюю, отчаянно, невообразимо отчаянно, опаздывающую… опоздала.

Мистер Оливандер уже закрывает магазин, когда пухлая девчушка, у которой в руках и котел, и толстый хмурый кот, и разномастные пакеты, и скомканная мантия, и еще Бог весть что, сбивает его с ног. Пока мистер Оливандер пытается выбраться из вороха мантий, разбитых склянок, пергаментов и кота, красная от стыда Тонкс лихорадочно извиняется. Ее волосы меняют цвет так быстро, что от этого кружится голова, и мистер Оливандер, ошеломленный, напуганный, абсолютно дезорганизованный мистер Оливандер, на секунду закрывает глаза. Когда он вновь осмеливается взглянуть на чудо, что свалилось на его голову, он видит круглое лицо прямо перед собой, торчащие во все стороны волосы ярко-брусничного цвета и обеспокоенный взгляд. Мистер Оливандер жалеет, что осмелился. Чудо поспешно разгибается и протягивает пухлую ладошку, чтобы помочь мистеру Оливандеру подняться. А настоящая Тонкс прикрывает ладошкой, только прозрачной, рот, чтобы заглушить смех. Ни к чему это, прозрачный смех никто не услышит. Но привычка сильнее.

Почта

Привычки делают нас живыми. И это последнее.

Тонкс привыкла опаздывать отправлять письма и получать их. Она привыкла опаздывать всегда и везде, но тому, что письма ускользали от нее, не дожидаясь, она не находила оправдания. Она опаздывала читать письма — это почти уже не в счет.

Прозрачная Тонкс не видела своего отражения в витринах магазинах, в хогвартских зеркалах, в глазах Ремуса. Тонкс в прозрачном платье ступала по снегу прозрачными ступнями и думала, почему же не чувствует его. А как же холод? Говорят, снег холодный. Не смешная шутка, как ни крути, но Тонкс она нравилась. Тонкс перебирала прозрачными пальцами письма с круглой хогвартской печатью, гладила перышки спящих сов и мечтала сжать пальцы так сильно, чтобы письма смялись, а совы проснулись. У нее ни за что бы не вышло. Она прозрачна.

— Милая, милая, мне очень жаль, — говорил сморщенный седой старик, называющий себя Богом.

— И как часто вы это повторяете? — прозрачные слова тонули в воздухе.

— Всегда. Пожить вы успели, я вижу. И память о себе оставили. Вы отпустите жизнь, хорошо? За сыном сверху приглядывать будет сподручнее, это я вам обещаю.

«Говорят, снег холодный», — нет, в самом деле, весело.

А память о себе — о нас — в снегу копается. Что-то там строит. Нос красный, пушистая шапочка, связанная тетей Молли, на затылок сбилась, варежки давно потеряны — мерзнет нещадно, а все равно копается. Упорный, в маму.

Снег пошел. Сейчас поднимет сосредоточенное личико к небу и начнет снежинки ртом глотать. Может быть, нас с папой увидит. Почувствует.

Улыбается хороший.

@музыка: Мюзикола "Девочка в платьице белом"

@темы: подарки, ГП-фандом

---

10.10.2010 в 00:03

Пишет  Marisa Delore:

Дизайн
Кому невтерпеж/невыносимо видеть синие буквы на белом фоне, совет. Не мой, чужой. Идете в настройки->дизайн->каталог оформлений->из более чем ста вариантов выбираете тот, который вам нравится больше всего->нажимаете на "сохранить в библиотеку оформлений"->установить.
Вуаля.

---

Вчера вспомнила про заныканный "Наполеон". Он лежал в почтовой коробке вместе с открытками, фотографиями, билетами, дневником и прочими пустяками. В коробке Баффи прислала мне подарок на прошлый Новый год. Торт оказался безнадежно испорчен. Все это привычка жрать в постели... торт пришлось скормить Тине, более-менее успешно отодрав с него кухонные полотенца, в которые он был завернут. Тина торт тоже заныкала. Теперь есть все надежды, что торт сохранится до нынешнего Нового года.

И к нам залетела птичка ночью из-за привычки спать с открытыми настежь окнами. Мы не стали ее ловить, было лень вылезать из-под одеяла, мы просто выключили свет и смотрели, как она кружит под потолком. Кот тоже смотрел и тоже ленился. Птица вылетела в конце-концов, и только потом я подумала, что птицы залетают в дома к несчастью. У нас вообще-то полно в округе летучих мышей. Если бы залетела одна из них, то к чему тогда это?

Теперь о важном. Мне кажется, глупо думать, что о тебе думают. А Хомяк считает, что это не так. А я привыкла доверять Хомяку. И сейчас жалею, что сказала ей об этом. Потом она сказала, что все эти мои разговоры... что я похожа на самонадеянную Беллу Свон. Пришлось поссориться. Ей нравится Белла Свон, кстати. И сейчас я жалею, что ссорилась.

@темы: просто

---

Почеркнушки

А мне сказали, что к моему розовому пальто не подходят армейские ботинки со шнуровкой Джинсы в них лучше не заправлять, сказали. Надвинуть шапочку ниже на глаза, чтобы никто не узнал, и ходить, как ходила? =)

Из достижений (да-да =)) - приобрела за неделю дурную привычку выбирать жертву мужеского полу и в упор смотреть на нее, пока он, кряхтя, не уступал мне место в переполненном автобусе.

Стояла на остановке. Нашла в подкладке сумки мелочь. И пошла купила масло из виноградных косточках. А могла бы подумать, что облупленный лак на ногтях давно пора бы стереть, ну и что, что лень, жидкость для снятия лака засохла и до магазинов я еще через сто лет дойду. Можно же было купить... но масло интереснее. Буду ходить с облупленным маникюром и блестящими волосами.

Читаю "Бац" Пратчетта. В народном переводе. С экрана. А что делать? Красота: в Ворде заменила все эти "Шельма Малопопка", "Ангуа", Сибилл", "Юбервальд", "коммандер" на привычные, эксмовские. Наслаждаюсь =)

Картинка приглянулась. Прямо очень-очень.

@темы: мелкотравчатое

---

Для Зайца. Рябинка.

День 18: Вы предпочитаете книги или фильмы? Что вы вообще предпочитаете? Как время проводите, кроме того, что сейчас эту ерундень ночную мою читаете?

Книги. Как-то так сложилось.
Предпочитаю спать. Всегда и всюду тянет спать. Очень-очень.

Сегодня чуть не расплакалась, когда будильник прозвенел на полчаса раньше положенного, ибо добираться нужно было автобусами. Тщательнее обычного подтыкала теплое, пушистое, такое... блин, блин, блин, нужное мне одеяло вокруг сестренки и кота. Завидовала им обоим страшно. Пока чистила зубы и одевалась, думала, почему у нас, в России... ну или в родной республике, или конкретно в моем городке... ну почему не сделают рабочий день с десяти? Случайно опрокинув стакан с ледяной водой на босые ноги, решила, что все изверги и это модель ада такая, потому о никаких рд с десяти утра не может быть и речи. Раньше работа была в пятнадцати минутах от дома. Красотень. Теперь добираться приходилось два часа. Ужос, ужос, не думать, пока не напьюсь кофе!
Сварила кофе в алюминиевой кастрюльке. Издевательство над кофе, но все равно джезву не найдешь, она каждое утро на новом, одной ей известном, месте. Съела мамин пирог. Жить захотелось.

Но вопрос был о другом. Нарушаю =) Время проводить – бывает, что хлопотное занятие. Время шутит, ты ведь знаешь. Не подчиняется моим желаниям. Вот думаю, когда время будет, в лес сходить. В лес тянет. Пойти обои выбрать. Новые книги посмотреть. Навестить бабушку. Встретиться с подругой, с которой сто лет не встречалась. Отметиться в кафе-мороженом. Но я буду лежать с книжкой, сладостями и котом на диване и ничего не сделаю.

@темы: флешмоб, для меня, просто