Русалочья чешуя, здравствуйте!

---

На всякий случай

Предупрежу, вдруг у кого будет похожая проблема.
Качала альбомы в архивах на неудачный сайтах (там где при распаковке требуют отправить смс и бла-бла), закачала себе вирус. Нод32 его не распознал, в итоге одним прекрасным утром вижу: главные поисковики ( Яндекс, Гугл, Рамблер и Яхоу) заблокированы. Википедия, Контакт, ЖЖ - тоже. Выскакивает окошко с предупреждением, что самое смешное, от Касперского - дескать, с вашего адреса в Контакте рассылался спам, компьютер заблокирован, для разблокировки отправьте смс на такой-то номер. Стоимость смс - обычная для вашего тарифного плана. Те сайты, что открывались, были напичканы ссылками на поиски в Контакте.
Это вирус, смс-ки ни в коим разе посылать не нужно (снимают, по слухам, от 200 до 3500 рэ), зовите знакомого программиста - лечится =)

---

о доверии

Меня оставили на пять минут "посторожить" ребенка. Такой полуторагодовалый мальчик с большими печальными глазами. Я присела на скамью возле коляски, и малыш меня за руку взял. Просто протянул ручку и вложил в мою ладонь: доверился. Так мы с ним и сидели, ладошка в ладони, и было очень легко... и думаю, это такое маленькое перламутровое счастье - когда ребенок тебя обнимет или вот так вот за руку возьмет - просто так. Или улыбнется совсем незнакомый - просто так. И ничего взамен никому не нужно.

---

флешмобное

1. Пишете список любимых фандомов. Количество фандомов не ограничено.
2. Ваши ПЧ выдают вам имя персонажа, которого вы им больше всего напоминаете, из каждого фандома. Незнакомые фандомы пропускаются.
3. Желающий, чтобы и его "опознали", постит у себя правила.

а) Гарри Поттер
б) Властелин колец
в) Хроники Нарнии
г) Мастер и Маргарита

@темы: флешмоб

---

toujours_pur, здравствуйте =)

---

**Nimfadora**, поздравляю с днем рождения =)

---

Эмма., здравствуйте!

---

Название: О феях в моей жизни
Автор: Almond
Тип: гет
Жанр: роман
Герои: Хьюго Уизли, Доминик Уизли
Рейтинг: G
Саммари: Доминик сидела на дереве, грызла переспелое яблоко и лукаво на меня поглядывала, словно подначивая: «Пойдешь ко мне?»... я и подумал тогда впервые, что она моя собственная фея. Не добрая и не крестная, а просто моя.
Примечание: Написано на конкурс "Британский флаг".
Дисклеймер: Отказываюсь.

Как считает профессор Адамс, сочинения, эссе, курсовые по маггловедению должны быть четкими, сухими; содержать максимум сведений и минимум эмоций. Лучше всего, если это будет простое перечисление фактов в алфавитном порядке: история маггловского костюма, к примеру, от греческих хитонов до современных пляжных комплектов на пергаменте длиной в фут, стандартно расчерченном; перечисление с нумерацией и кратким описанием. «Воды» профессор Адамс не терпела.
Ладно, думал я, маггловский быт куда не шло, а как быть с литературой и искусством? Эссе по творчеству Киплинга оформлять в виде графика? Куда уж лаконичнее...
Профессор Адамс говорит о моей «склонности к драматическим эффектам»... может, и верно.

Если бы она не смотрела на меня порой... вроде бы с подвохом, вроде бы с вопросом или просьбой, я бы не задумывался о ней, не стал бы отмечать, что жду ее взгляда, что хочу коснуться ее или услышать, как она произносит мое имя. Если бы она не улыбалась так — краешками губ, легко и только тогда, когда мы наедине, она бы не снилась мне.

Мне пришлось оторваться от этой своей первой сегодняшней записи, чтобы кинуть собачьего печенья Дагу, пока он насквозь не обслюнявил мне джинсы. Может быть, нужно было поверить умнице Рози и не покупать щенка у того незнакомца: незнакомец мало, что был подозрительным, так еще щенков своих, стоило только кому-то из министерских мимо пройти, прятал под полу. Мне стало жалко его, и я отдал десять сиклей в обмен на мохнатого остроухого щенка. Рози потом жуткий визг подняла, предостерегала, что из Canis Bicaudus вырастит такая монстрятина, не хуже Грима. Но вырос всего лишь Даг, и он по всем параметрам заткнет Грима за пояс, уж поверьте мне. Прошло всего полгода, а он уже был мне по пояс. В Хогвартс его брать запретили. Я нисколько не удивился — там только Хагрид от него в полный восторг бы пришел, да Клык бы взбудоражился. А так... и Дагу, и студентам пришлось бы все время спасаться друг от друга бегством: первому — потому что он нравом обладал скромным, вторым — ну глупость человеческая, от нее же никуда не денешься...
Мама жаловалась мне в письмах, что Даг, мое косматое чудище, носится по всему дому, ухитряясь каждый раз обмануть мамины заклятия. Ну вы понимаете: специальные заклятия... что-то типа магической привязи или ограждения, вроде загонов для овец на наших валлийских лугах, только ограждение это было, конечно, не на луге, а вокруг моей комнаты, где держали Дага.
Знаете, Даг — добрейшей души пес. Я всем говорю, никто не верит. Вот Доминик не верит. Она как Рози считает, что таким псам только в каком-нибудь закрытом зоопарке место... будто бывают закрытые... или в лаборатории. Последнее ни я, ни Даг ей не простим — известно, что там магглы с животными вытворяют. Дага бы мутантом окрестили, и принялись бы... Не хочу думать.

Доминик — такая душка. Она старше меня на пять лет, но ведет себя так, будто это я старше. Нет, она не сюсюкает со мной. Просто у нее лицо... ну детское, почти наивное. Я бы сказал — глупое, без обидняков бы сказал, не думайте, но ведь не воспримет всерьез Доминик мои слова. Наверное, как обычно изогнет тоненькую бровь и бросит: «Неужели?», потом шутить станет... расскажет всем. Все как обычно. Знаете, я, когда маленький был, ей верил — Доминик ведь такая красивая, так ласково и звонко смеется, так внимательно меня слушает, и мне казалось, я могу доверить ей все-все... я ведь глупый был.
Однажды МакГонагалл страшно на меня рассердилась... это случайно вышло, ну что я все сданные учениками эссе чернилами залил. У МакГонагалл на столе стоял ящичек от печенья... такая жестяная коробка от имбирных тритонов господина Таффи. В ящичек мы сложили свитки пергаментов с эссе. Это просто Брайан Белби меня доставать начал, тянул за мантию, а я в это время работу проглядывал, на всякий случай. Я всегда волнуюсь и сомневаюсь, хотя решаю обычно верно... и звонок через минуту уже должен был быть. А Белби меня тянул, спрашивал что-то, то орал, то на свистящий шепот переходил, в общем, раздражал меня, как мог. Даже не знаю, что ему нужно было... вроде бы формулу какую хотел уточнить, а может, просто о своем квиддиче что-то рассказывал... он у нас на квиддиче тронутый. Я не выдержал, толкнул его, и до того неудачно, что задел чернильницу рядом с этим трехклятым ящиком. Чернильница даже не упала: просто опрокинулась, горлышком о стенку ящика уперлась, но чернила все же разлились. Свитки насквозь пропитались... тут на МакГонагалл и нашло. Понимаете, она же специально на наши эссе какие-то чары наложила, чтобы мы ничего исправить и дописать в готовые работы не могли. Вот и чернила теперь заклятиями не смывались. Почему-то профессор решила, что я нарочно. От ее взгляда можно было на месте испепелиться... я бы лучше испепелился, потому что она решила моим родителям написать. Не знаю, как ваши родители относятся к письмам из школы, но мои... Мама была лучшей ученицей, старостой и так далее, папа тоже был старостой... всегда такие ждут от детей каких-нибудь особых свершений, чтобы, вроде как, соответствовали. Будто не понимают, что уж им-то никакой ребенок соответствовать не сможет, получи он хоть Орден Мерлина первой степени прямо в школе. У меня ведь они герои. Вот Рози еще куда не шло: она хорошо учится. Старостой ее не выбрали (что, думаю, было мудрым решением — меньше задираться стала), но она играет в квиддич, и неплохо играет... да что неплохо — все считают, что лучшей охотницы у Гриффиндора отродясь не было. Это я ни в чем не лучший. Средний. И квиддич не люблю.
Мама непременно в школу заявится... потом будет долго мне выговаривать, как ей было стыдно перед своим любимым учителем. А папа... он сам говорил, что на него жалобы из Хогвартса писали. Но видно совсем забыл про это. Он рассердится.
И мне стукнуло в голову... не понимаю, почему, но я после уроков кинулся в совятню и написал письмо Доминик. Сам себе удивляюсь — как не постеснялся ее просить! И так просто: сухо, по-деловому (вот бы профессор Адамс порадовалась) объяснил ситуацию и попросил приехать в Шляпу. Мы наш дом так назвали, Шляпой. Через три года как купили его, в старый дуб у крыльца, попала молния. Дерево загорелось, но маме удалось остановить огонь, и теперь одна сторона дуба была черная, сожженная, а другая живая, там даже поросль свежая пошла. Родители дуб пожалели, спиливать не стали, и тот теперь так и стоит скобоченным уродцем: поросль мертвый ствол душит, сгибает его к земле, вот и получилось похоже на островерхую колдовскую шляпу. Мама говорит, очень живописно. Наверное.
Я решил, Доминик что-нибудь придумает. Она ведь вечно придумывала, как наши — всех кузин и кузенов — шалости прикрыть. Решил, наговорит родителям всякое, в шутку все обратит и посмеется с ними надо мной. Последнее мне, конечно, было не совсем приятно, но лучше пусть смеются, чем сердятся. И мама в Хогвартс бы не поехала.
Но Доминик ничего не сделала. Вернее... она не стала меня перед родителями выгораживать. Через два месяца, когда рождественские каникулы начались, она рассказала всем нашим о моем письме. Даже зачитала вслух, держа письмо за уголки кончиками пальцев, словно запачкаться боялась. Доминик первоклассно его читала. Манерно растягивала слова, драматически вздыхала на особо сильных оборотах; она, наверняка, чувствовала себя великой актрисой. Знаете, у нее даже щеки раскраснелись от удовольствия. Глаза блестели... она такой хорошенькой стала, что я готов был Конфундусом в нее запустить. А когда закончила чтение, подняла на меня свой обыкновенный взгляд. Все хихикали, а она, довольная, смотрела на меня... ну точно злая ведьма, которая только что коровам в местной деревне все молоко попортила от нечего делать...

Банально? А разве любовь не банальна по своей сути?

Маразм. Но поэтично. Я вот сейчас морщусь, но позже, когда спать лягу, мысли о ней не будут терзать меня, и я спокойно усну. И во сне Доминик мне не явится. А на утро я сожгу все.
Я почесал нос и зачеркнул последнюю фразу. Пора прекратить марать бумагу.

Даг положил голову мне на колени, что при его росте было подвигом. Так он обычно требует внимания.

— Даг, отстань. Ну, минутку подожди. Или... ладно, идем.

Я накинул куртку и, пытаясь не споткнуться о скачущего вокруг меня Дага, спустился по лестнице, чтобы увидеть, как Доминик открывает нашу входную дверь и входит в дом.
— Привет.
У нее всегда выходит особенно произнести это слово.
— Я с Дагом гулять. Пойдешь со мной? — спрашиваю.
— Идем.
И мы вышли в наш сад. Мама не любит садово-огороднические дела, лишь капуста у нее как самый полезный овощ (папа потом долго ворчал, когда его напрягли эту самую капусту добывать) ровными рядами росла позади клумб с аккуратно высаженными, но чахлыми настурциями. Остальное пространство занимал заросший пруд с гнездившимися утками и соседский лесок, нагло захвативший угол сада. Помню, мама говорила что-то о Шекспире... какое-то пророчество... «Когда на Дунсиан Бирнамский лес пойдет...» Они с папой смеялись, сравнивая наш дом с замком Дунсиан. Вот всколыхнулось это во мне, и лица их, и смех... как-то не вовремя. Рядом же Доминик.
Ей нравится наш сад. В Норе кузину досаждают гномы, а в нашем саду папа их давно вывел. Он к ним по всей строгости... да просто специально одному магглу неподалеку землю продал. Тот овощи и клубнику возделывает, гномы к нему и перебрались, все равно им у нас кормиться нечем.
Помню, мы с Доминик гуляли в саду, спорили о чем-то, и она, распалившись, шутку выкинула. Скинула свои легкие парусиновые туфли и на старую яблоню полезла. Яблоня много лет не плодоносила почти... в какой-нибудь удачный год понемножку только яблок давала, мы и не собирали их. В этот август алые яблочки на верхушку взобрались, всего-то штучек пять. Вот Доминик за ними и полезла — на полуслове саму себя оборвав. Я на нее смотрел... до чего же ловкая. Схватилась за сук, подтянулась легко, а потом голыми пятками о ствол уперлась, оттолкнулась, миг — и уже на толстой ветке у макушки сидит. Вечер был, солнце садилось, и его горчичные лучи как-то особенно Доминик высветили... лицо ее сказочным мне казалось. Она ноги свесила — кожа на фоне черного ствола светилась... мне вспомнилась легенда о фее Моргане, мстительной и прекрасной. Доминик сидела на дереве, грызла переспелое яблоко и лукаво на меня поглядывала, словно подначивая: «Пойдешь ко мне?»... я и подумал тогда впервые, что она моя собственная фея. Не добрая и не крестная, а просто моя.

Даг радостно плескался в мутной воде пруда... знает ведь, что нельзя. Этот засранец вечно так: в ванну его мыться не затащишь, все обои в коридоре когтями издерет, а вот счастливо плюхнуться в первую попавшуюся лужу — это мы всегда пожалуйста.

Доминик молчала. А потом:
— Хью, хочешь со мной во Францию поехать? Меня на месяц отправляют к grand-maman.
Слишком неожиданное предложение. Еще учесть, что оно с подвохом. Для чего Доминик кузена с собой везти, если он ни единого слова на французском не знает, везти в роскошный особняк своих бабушки и дедушки, где всегда полным полно народу? У них это принято — вечеринки, суаре, увеселительные катания на пони и игры на свежем воздухе. Что я буду там делать? Я младше Доминик на пять лет. Наверное, стану отличным предметом для шуток в ее компании.
— Вдруг ты тоже захочешь? Мама вот предложила кузин позвать, Рози, например, но, мне кажется, она не согласиться, ведь готовиться нужно: ей в будущем году С.О.В. сдавать... и вообще — это же Рози. А ты... ну что ты будешь летом делать? Поехали со мной... если хочешь.
Меня раздражало ее деланное смущение, о чем она прекрасно знала.
— Рассказывай.
— Что рассказывать? — Доминик притворно округлила глаза.
— Ты врать не умеешь. И смущаться. Сразу все понятно: у тебя такой вид лукавый становится... ну словно у фей-воровок из старых преданий. Лукавый и недобрый.
Доминик заправила прядку своих кудрявых волос за ухо... ей не идет короткая стрижка, она так на мальчишку взбалмошного похожа... но тем лучше, так мне с ней говорить проще.
Равнодушно спросила:
— Неужели?
Я поддел мыском кроссовка зеленоватый камешек, валявшийся у моих ног... надо же «куриный бог» — в нем отверстие, можно в самом деле фей высмотреть. Мерзкий привкус злости мешал мне спокойно думать, а Доминик смотрела на меня своим подначивающим взглядом, без смущения. Правильно. Доминик и стыдливость — понятия не совместимые.
— Ну же, Доминик! — рассмеялся я. — Зачем ты решила позвать? Вы ведь с ребятами всегда надо мной прикалывались, в своей манере — ты же главной зачинщицей была, забыла? Тебе, Доминик, радостно было, когда я попадался на ваши... твои... скажем, слова и поступки, ты же смеялась. Или, помнишь, когда ты велела мне в нашем пруду клад отыскать? Якобы видела, как его наяды прятали. Помнишь, потом я месяц в Мунго лежал, потому что в пруду болотные водяные водились? — Я медленно закатил рукав ковбойки, обнажая зарубцевавшиеся отметины от зубов водяных. — Видишь? Видишь. Так что можешь не изгаляться и не придумывать красивые истории... не играть в добрую фею, хорошо?
Доминик не сводила с меня задумчивого взгляда.
— А ты готов послушать? — сказала она наконец, улыбаясь одними губами... еще одно прекрасное умение Доминик вот так вот мертво улыбаться. — Хорошо. На прошлом уик-энде, когда Рози гостила у нас, а ты... ну неважно, где ты был, я все равно не знаю. Знаешь, что мне Рози рассказывала?
Мне стало жарко. Даг, когда нужно... ну не было его, он носился по мелководью, в опасной близости от капустных грядок, которые обожает топтать, потому что знает, что нельзя. Если притвориться, что нужно срочно устранять угрозу маминой капусте, может и...
— Не уходи, Хью. — Она взяла меня за руку.

Точно так же она просила, когда я ее один раз в Косой аллее встретил вместе с каким-то долговязым хлыщом. Тогда дождь был, и я прятался под козырьком лавки Олливандера. Внутрь мне заходить не хотелось — старик до того странен, что мало кому хочется — и я убивал время: сворачивал из фантиков от жвачек Друббла кораблики и пускал их в пузырящиеся ручейки на мостовой, пока сквозь ливень не услышал злое:
— Надоело!
Я поднял голову как раз вовремя, чтобы заметить, как Доминик — без мантии, с распущенными волосами, насквозь мокрая — и какой-то парень заходят за угол. Я бросился за ними. Честно, никогда не видел Доминик такой рассерженной, она всегда ведь улыбается, и мне стало страшно... а за углом я увидел, что она и этот парень орали друг на друга. Доминик его за рукав схватила, объясняла или, наоборот, требовала объяснений, а парень стоял к ней вполоборота и даже не смотрел на нее. Доминик ему пощечину влепила — слабенькую, так, для острастки, а он руку выдернул, сказал ей что-то совсем тихо и ушел.
Я сначала не хотел к ней идти, вы понимаете, но потом, когда она повернулась ко мне лицом, не выдержал. Слез в принципе не выношу. Да еще у тех, кто в жизни при мне не плакал. А может, это дождь просто ее лицо исказил... не знаю. Но я к ней подошел. Встал рядом: ничего не говорил, мне ужасно неловко было. А она меня за руку взяла:
— Хью. Добрый, милый, славный Хью.
Прямо вот так сказала. Будто настоящая крестная фея.
И мы с Доминик сидели на веранде у лавки Фортескью, и она рассказывала разное... об этом парне, Маркусе. Как они познакомились, как вместе время проводили, как он ей подснежники в августе из Памира привозил, как целовались... разное. Доминик словно на исповеди, все тайное мне открывала, а я слушал. И о желтый стеклянный навес над головой барабанили капли выдохшегося дождя.
Потом она меня попросила, чтобы я не уходил. Робко, словно думала, что я отказать смогу. А я ведь никогда не откажу. Мне было так... я почему-то решил, что теперь могу ей что-нибудь свое, сокровенное, открыть:
— Доминик, я тоже хочу рассказать...
Но она не стала слушать. Сразу же перебила.

Знаете, я бы вырвал руку. Это было бы грубо, но так можно делать в отношении Доминик, и она это знает. Оттолкнул бы ее и побежал за Дагом. Даже объяснять ничего не нужно было бы — просто схватил бы пса и в дом ушел. Но Доминик смотрела на меня, и во взгляде ее не было всегдашнего подвоха. Просто смотрела, будто расположение ко мне испытывала, и не раздражал я ее, как обычно.
Ответил:
— Я и не собираюсь.
И сжал ее пальцы.
— Рози рассказывала, что ты дневник ведешь, — тихо продолжила Доминик. — А там все записи только... она сказала о ком.
— И что? — не знал, что мой голос может звучать настолько странно... чуждо.
Она молчала. Ей не нужно было отвечать, конечно... ответ бы обозначил ее отношение ко всему... ко мне бы обозначил. Это я очень глуп, что не удержался и задал вопрос.
Даг, шумно отфыркиваясь, подбежал, таща добычу — мой старый, давным-давно утопший бейсбольный меч. Положил его мне на кроссовки, отряхнулся, немилосердно стряхивая на нас с Доминик грязную воду, и весьма довольный собой рухнул у наших ног. Он лениво ловил лапой шнурок от кроссовка, пока я и Доминик молчали, не глядя друг на друга. Сейчас мы с ней были похожи на болотных водяных, и в другой ситуации нам было бы смешно... и сейчас почти смешно, если честно. Я ведь признался Доминик, а она предпочла это проигнорировать. Правильно.
— Ты поедешь со мной во Францию? — вдруг резко спросила она, отпуская мою руку и делая шаг назад.
Лукавый и недобрый вид. Снова стала феей-дрянью.
— Да.
Я что-то другое сказать мог? Ну, правда — мог? Мог, конечно. Только вот Доминик этим бы не порадовал.
Наверное, нужно сжечь дневник. Хотя... есть вариант получше — отдам его ей.
Я потрепал Дага по голове и ушел в дом. А Доминик... наверное, ей волноваться о нас не нужно. Вы понимаете: ничего серьезного, никаких "нас" — она, конечно, знает. Выплачется сейчас, и мы пойдем Дага купать.

---

Переменчивое синее

Фандом: "Звездная пыль"
Название: Переменчивое синее
Саммари/Заявка: Септимус|Уна. Диадема. "Хочешь быть следующей королевой Штормхолда?"
Рейтинг: G
Жанр: общий

Уна прижала ладони к груди. Неужели... «Да, это правда, и пора бы с ней свыкнуться», — сама себя сердито одернула она. Это же Тристран, ее мальчик! Только он один мог хранить стеклянный подснежник, ее дар Данстану... Она встряхнула темными кудрями и поспешила к сыну, который очень уж робко шел следом за Септимусом, дверь в замок ведьм приоткрывая так, точно визит вежливости в женский монастырь совершал.
На полпути сердце уколола мерзкая мыслишка: «Что же он тогда подарок матери так запросто Сточной Сэл отдал?», но Уна, сердито фыркнув, не дала сомнению укрепиться и ускорила шаг. Она бежала, подобрав юбки своего тяжелого платья, бежала со всех ног и не заметила, как кто-то заботливо и ловко подставил ей подножку. А когда Уна чуть ли не кульбит через голову сделала, этот кто-то ее, шипящую от боли, в темный уголок за платье утащил. Уна сначала подумала, да сохранят боги, что это крокодил или еще какая злодейская зверушка из клеток ведьминских выбралась, и приготовилась к нешуточному бою, но оказалось дело обстоит еще хуже.
— Что тебе?
Такой бессмысленный вопрос, а в ситуации подобной этой — даже постыдный, но он сорвался с губ невольно. Она оказалась нос к носу с Септимусом, невозмутимым и равнодушным. Эту его «хладнорыбность», как, презрительно дуя губки, поговаривала в детстве Уна, можно было в учебники заносить в качестве наглядных пособий для ассасинов и прочих убийц.
— Пока ты опять куда-то не делась, мне один вопрос разъяснить нужно, — тихо сказал Септимус. У него был приятный, мелодичный голос, к его внешности совсем не подходящий. Такой голос обволакивает, и, не видя собеседника, вполне можно Септимуса за епископа, скажем, принять. — Уна, неужели за столько лет ни единого шанса от колдуньи избавиться не было? С твоим-то характером?
Уна нахмурилась:
— Опять у тебя вопросы с душком.
Попыталась отодвинуться от брата, но задевать ладонями острые камни, непонятные предметы — на ощупь, если вдуматься, похожие на раздробленные кости, так что лучше не вдумываться — да еще и отпихивать от себя Септимуса, оказалось делом неприятным, потому она передумала:
— Септимус, нашел же ты время! Здесь злодейство замышляется, ведьмы страшные хотят девочку погубить, а еще ведь юноша есть...
— А что тебе юноша? — спокойно перебил Септимус. Глаза его сверкали.
— Да это к слову, — досадливо отмахнулась Уна. — Просто не время для подобных вопросов. Лучше помоги Тристрану.
— Ты и имя его знаешь? — в голосе Септимуса появилась нотка нетерпения. Уна внутренне содрогнулась. Брат с детства выгодно отличался от остальных шестерых меланхоличностью натуры и отсутствием всякого интереса к ловле и убиении божьих тварюшек: пауков и бабочек, птиц и фей, чем другие братья страсть как увлекались. Септимус же читал книги, смотрел по ночам на звезды, а еще, подолгу запираясь в своей комнате, вел таинственные записи. За обедом всегда небрежно расправлял на коленях салфетку, когда остальные дети удручали фрейлин и нянюшек полным нежеланием следовать правилам приличия. Вел с отцом высокомудрые беседы, много гулял один в саду у водопадов. Занимался учениями и искусством владения шпагой с охотой, давая дополнительный повод для шуток своим суматошным братьям, которых поначалу учиться ни в какую нельзя заставить было. В общем, Септимус был чудесным ребенком, просто загляденье. Кто же знал, что он потом с такой же охотой и спокойствием людей убивать начнет? Хотя... король Штормхолда, пожалуй, и знал.
Уна думала недолго:
— Знаешь ту девушку? Ту, что ведьмы к столу привязывают? Не чувствуешь, что ей сейчас немного неправильным кажется, что мы с тобой тут мирно беседуем, когда ей сердце вырезать собираются? Хотя до тебя, Септимус, этим не достучишься, — поджала губы Уна, видя, что Септимус и взглядом звезду не удостоил. Все так же пытливо в Уну вглядывался, точно душу ее своими черными глазищами прочесть хочет. И как прочесть — выжечь. — Она — невеста Тристрана.
— Уна. — Септимус мягко потянул ее за руку. — И правда сейчас недосуг беседы разводить, так что я только важное скажу. Мы позже с тобой пообщаться успеем.
Похоже на угрозу. Хотя у Септимуса и пожелание доброго утра следует рассматривать как угрозу.
— Девушка — это звезда. Ведьмы хотят бессмертной жизни... сердца ее хотят. Ты ведь понимаешь?
Так вот что ты, братец, задумал! Уна стряхнула его руки и вскочила на ноги:
— Пусти, мерзавец!
— Что, догадалась? — Септимус поднялся вместе с ней, вроде как ненароком встав так, чтобы Уне мимо него было не проскочить. — Да, я сам вырежу звезде сердце. Я — последний наследник, братья погибли.
— С твоей помощью, — съязвила Уна.
— Да, — опять так спокойно, буднично это было сказано, что Уна зашипела рассерженной кошкой. — Король навсегда, вечный король. Как ты на это смотришь?
— Отрицательно! — Уна попыталась ударить брата ногой в остроносом сапожке излюбленным женским приемом. Септимус маневр разгадал, предусмотрительно отскочил в сторонку, и удар достался каменной стене. Уна охнула от боли и, баюкая ушибленную ступню, осела на пол.
— Это тебе кара. На брата руку не поднимай. — Септимус присел на корточки. — Уна, хочешь быть следующей королевой Штормхолда?
— Ты с ума сошел?
— Пока нет. Неизвестно, что будет после сражения с тремя свихнувшими старухами. Подумай над выгодами моего предложения: королевская кровь останется неразбавленной, мы друг друга хорошо знаем и даже умеем ладить... в относительной степени... ладно — терпеть друг друга мы умеем. К тому же ты — единственная достаточно благородная для меня леди. На ком мне еще жениться? — Септимус перечислял аргументы со степенностью и невозмутимостью деревенского пастыря, распекающего местного безобидного дурачка. — В Мире За Стеной, по слухам, остались еще королевы, принцессы, но зачем мне они, коли ты нашлась?
«Действительно — зачем?» — усмехнулась про себя Уна и ответила:
— Я подумаю.
— Правда?
«Как же, идиот несчастный!»
— Конечно. А сейчас тебе, наверное, все же стоит пойти помочь Тристрану.
— Не верится мне, что ты искренна, — задумчиво протянул Септимус, окидывая сестру взглядом, в котором — надо же! — довольно явственно прозвучал намек на неприязнь.
— Это что-то изменит? — высокомерно изогнула бровь Уна.
— Нет.
— Тогда вперед.
Септимус хмыкнул и отвесил ей шуточный поклон.
— Что еще, — он почти уже вышел из закутка, но возвратился обратно. — Диадема.
— Да?
— Я всегда знал, что ты вернешься, — серьезно сказал Септимус. — И хранил у себя королевскую регалию — диадему принцессы Штормхолда. Ты, верно, забыла о ней? Чистейшее серебро из рудников Лоб-горы и сапфиры — синие, глубокие. Если сквозь них в ясную погоду на небо взглянуть, может показаться, что саму купель божественную видишь.
— Поэтично, — Уна слабо улыбнулась. — Я помню диадему, Септимус. Я ее очень любила.
— Да, знаю.
— А ты очень любишь синий цвет.
— У тебя глаза такие, — пожал плечами Септимус и отвернулся. — Лазурные.
— Спасибо, Септимус, — услышал он за спиной.
Не стал отвечать. Благодарность ни к чему, а прощение пригодится.

---

Pro/Contra

Игра началась!

---

Lesta,

---

Небесно-голубое

Автор: sine
Пейринг (основной): Драко Малфой/Луна Лавгуд
Рейтинг: общий
Дисклеймер: Все не мое. Ну, кроме любви, как обычно.
Примечание: деньрожденный подарок для Almond. Я честно старалась. Это все не бечено, не обдуманно, зато с душой. И на радость. Надеюсь, что понравиться. Ну, а если нет, то мне было просто радостно для вас работать. А это тоже дорого стоит)
Предупреждение: как водится, все, за что я не возьмусь, оказывается либо скорпирозой, либо гудшипом. это гудшип) И это ООС и Луны, и Драко, я думаю.

Небесно-голубое

@темы: чудесные люди

---

28.05.2010 в 07:41

Пишет  Элла-Энн:

almond_land, с Днем Рождения!

Спасибо тебе, дорогая, за твою страну чудес

@темы: чудесные люди

---

Прочла "Звездную пыль". Фильм лучше.

---

Artiya, поздравляю с днем рождения!
В один день, да =))

---

Добрый. Хороший. Его вместо мороженого и воздушных шариков, и солнечного дня смотреть можно.

@темы: чудесные люди

---

Название: Лотерея
Автор: Almond
Тип: джен
Герои: Фред Уизли, Кормак МакЛагген, Джордж Уизли, Гермиона Грейнджер, Рон Уизли
Рейтинг: G
Жанр: общий
Саммари: «Поздравляем победителя! Билет с выигрышным номером приобрел наш дорогой мистер Тиверий МакЛагген, которого мы просим подняться на трибуну. Дамы и господа, мистер МакЛагген, к сожалению, не смог прийти, и приз вручается его племяннику, мистеру...»
Дисклеймер: Отказываюсь.

Написано в подарок Нэмине

— Так что это за лотерея?

Вопрос был откровенно дурацким, а то и бесполезным, но Фред все же задал его, задал донельзя усталым тоном, чтобы дать понять собеседнику, что такие вещи как маггловские лотереи его нисколько не интересуют. И правда — ни в коем разе нельзя было показывать обратное.

— Мой дядя был на приеме у маггловского министра, — отозвался Кормак МакЛагген, не сводя завороженного взгляда с карточки плотного картона, до того пышно украшенного золоченым тиснением, что для «Благотворительная лотерея» осталось чуть больше полдюйма в уголке. — Ну ты понимаешь: благотворительный пикник, вход — пять пенсов, выступление девочек-хористок и всяческие развлечения, типа отыскивания кладов и поимки Пьянчуги-Пига — подарочного порося. А еще Большая лотерея. Мой дядя такие штуки любит. Ну я и упросил его мне билетик купить. Вот смотри. — Кормак потянул Фреда за рукав, показывая крошечные стертые цифры. — Счастливый номер — две семерки. Выигрышный.

Он счастливо улыбался, а Фред глядел на него, на его билет и чувствовал себя почти неловко.

— Кормак, тебя надули.

— Да как же? Вон две семерки — точно удача. Я выиграл.

— Кормак, это маггловская лотерея.

Кормак непонимающе хлопал ресницами, и Фред вздохнул.

— У магглов не в ходу счастливые числа. Семерки там, тройки, девятки. У них все скучно. Отец рассказывал, что у них даже номера на автомобилях ничего не значат. Представляешь? Зачем тогда цеплять что-то на свой транспорт? Одно слово — магглы. Так что, наверняка, твой билет не выиграл ничего.

— Но послушай... — Кормак принялся взволнованно мять картонку, пытаясь найти в ней несомненные доказательства своей правоты. А потом сам на себя разозлился и заявил: — Послушай, мне дядя сказал, что победителя уже объявили. И выиграл как раз номер семьдесят семь.

— Кормак, — проникновенно начал Фред, — поверь эксперту по магглам, сие объявление ничего не значит. Лучше поступим так: ты продашь мне этот билет, и если он в самом деле выигрышный, я отдам тебе часть приза.

— Тебе-то зачем билет?

— Маггловское все интересует, я же говорил. Вставлю в рамочку и повешу на стену. Потрясающе, правда?

Кормак на всякий случай отодвинулся от Фреда. Помешанные на магглах волшебники всяко настораживают. К тому же помешанные внезапно.

— Э-э... не говорил. Ладно, сколько дашь за него?

— Два сикля.

— Два сикля?! Да мой дядя за него пять центов отдал.

— Кормак, ты сам понимаешь, что с чем сравниваешь? Я, например, нет.

— Я тоже, — вздохнул Кормак. — Но дядя говорил, что это не мало. Главная трудность, по его словам, обмен волшебных денег на маггловские.

— Да никаких трудностей! Всего-то в Гринготтсе подходы к правильным господам найти. Но мы отвлеклись. В общем, даю тебе три сикля, и не сиклем больше.

— Пять.

— За никчемную бумажку? Ты горазд шутить. Три.

— Четыре сикля. И то в знак особого к тебе расположения, Фред.

— Три.

— Эм... три и парочку навозных бомб.

— Дружок, в коммерции ты далеко не уйдешь. Два и одну кусачую тарелку. Это мое последнее слово.

— Три и навозную бомбу.

— В последний раз тебя за что Филч отрабатывать заставил? Правильно, за навозную бомбу. Так что это значит?

— Два и одну кусачую тарелку.

— Молодец.

Кормак пожал плечами и впечатал лотерейный билет в ладонь Фреда:

— Ты говорил про часть приза.

— Да. — Фред, не глядя, сунул билет в карман джинсов. — Коли билет выигрышный, ты обязательно получишь свою часть приза.

— Какую часть?

— Ту, что побольше.

***
— И ты этим гордишься? — Гермиона фыркнула и вновь уткнулась в книгу «Занимательная рунология. Том второй, дополненный и исправленный», всем видом демонстрируя отсутствие интереса к проделкам близнецов.

— А что? — Фред вскинул брови. — Я же честно у него купил. Не украл, не отнял, а купил. Никто его не просил в наши края со своим распрекрасным дядей выбираться. Знаешь, как он по деревне ходит? Бочком и вприпрыжку, так магглов стесняется. И вот, Джордж, я проверил, билет выигрышный, видишь две семерки? Нам нужно придумать, как выбраться из дома и попасть в Лондон, чтобы приз наш забрать.

— Интересно, а вы до Лондона вообще доберетесь? — поинтересовался Рон, помня о непостижимом, в том числе для самих близнецов, неумении Фреда и Джорджа доводить дело до конца.

— Что это вы удумали! — Гермиона уронила тяжелый гроссбух себе на колени, потому восклицание закончилось совсем несолидным шипением от боли. — Вы же знаете, как миссис Уизли расстроится.

— Знаем, — кивнул Джордж. — Фред, думаю, старые добрые метлы нас снова выручат.

— Нет, это просто невозможно!

— Мама ведь строго-настрого запретила... — неуверенно начал Рон. Идея выбраться в Лондон, да еще за призом, ему жутко нравилась. Не нравилось, что ее придумали близнецы — обычно их замыслы заканчивались удачно лишь для них одних.

— Можем ночью это провернуть, — принялся просчитывать Фред. — Папа на дежурстве будет, мама... за ужином надо к ней подмазаться, быть паиньками, ну ты понимаешь, Фордж, как обычно в таких случаях. Ронни пусть ночью храпит погромче, и она ничего не заподозрит.

— А вы помните, чем закончилась ваша прошлая поездка? Когда вы за Гарри на фордике летали? — Гермиона сложила руки на груди.

«Еще бы в бока уперла», — подумал Джордж и страшно развеселился от этой мысли, ибо тогда Гермиона, по его мнению, стала бы похожа на гневного Свина, если совы, подобные Свину, умеют быть гневными. Он придвинулся к ней ближе.

— О, хорошая мысль! — просиял Фред. — Можем и Гарри прихватить, залетим по пути. Ему все равно на Чемпионат мира отпрашиваться.

— Я же отправил письмо, что мы с отцом в воскресенье за ним приедем, — заметил Рон.

— Верно, — сказал Джордж. — Не хочу лишать себя удовольствия лично познакомиться с его дядей и кузеном. Гермиона, у тебя паук на спине.

— Что? — Она вскочила. — Рон, убери его!

Рон поскучнел. Крякнул. Вздохнул и поднялся. На его веснушчатом лице читались мужественный ужас и не менее мужественные усилия ужас этот скрыть. Медленно обойдя Фреда, еще медленнее — Джорджа, он встал рядом с напряженно выпрямившей спину Гермионой.

— Ты уверена?

— В чем, господи, я должна быть уверена?

— Что это паук.

— Да! Я чувствую, он копошится на моей спине!

Рон сглотнул:

— Да?.. Повернись... Стой! Он большой?

— Откуда я знаю?

— Ну, по ощущениям.

— Да!

— А то, может, Джинни позвать? Пусть маме с ужином и помогает, но если что...

— Рон!

— Да. Хорошо. Да. Повернись, я уберу его.

Гермиона на цыпочках повернулась, Рон секунду вглядывался в ее спину, затем, приподняв копну тяжелых волос, оглядел шею. Опустил волосы, подумал, на всякий случай провел по кофте Гермионы ладонью и тихо сказал:

— Здесь нет пауков.

Гермиона резко обернулась:

— Но Джордж сказал! И я его чувствовала.

— Это называется внушением, — провозгласил Джордж, весь лучась важностью. — В маггловском журнальчике по шарлатанству вычитал.

— Ах ты!..

— Но ведь весело было.

— Тупо было! Что за идиотские приколы?

— Рон, придержи-ка свой язык, — вступился за Джорджа Фред. — Фордж, идем, нам еще детали продумать надо.

— Вообще не понимаю, зачем нужно было про лотерею нам рассказывать? — прошипела Гермиона. — Вы же всегда сами свои проделки осуществляете, без заявлений.

— Скажем, мечтали: а вдруг наша умная и добрая знакомая нам что-нибудь дельное подскажет? — пожал плечами Джордж. — Фред, идем за метлами.

***
— В самом деле, почему рассказал? — спросил Джордж позже, когда они с братом крались вдоль дома к сараю.

— Да я, правда, думал, Гермиона нам поможет, — раздосадовано протянул Фред. — Я ведь МакЛаггену часть выигрыша обещал. Ту, что побольше. Отдавать придется — сам понимаешь. Но ведь как... в общем, можно все-таки юридическую лазейку поискать.

— И ты думал, что Гермиона тебе изыщет способ МакЛаггена обмануть? — не поверил Джордж.

— Это я от отчаяния.

— Ясно.

— Прикол с пауком, кстати, тупой был, Рон прав. Прости, брат.

— Да знаю. Просто Гермиона...

— Это потому что Ронни к ней неровно дышит?

— Да ну?

— Ага.

Джордж немного помолчал.

— Нет. Наверное, нет.

Они дошли до сарая, медленно отперли дверь, содрогаясь от душераздирающего скрипа, прошли в самый темный и пыльный угол, куда и миссис Уизли редко заглядывала, не говоря уж об остальных обитателях Норы, и, отыскав свои метлы, зажали их под мышками. Пригибаясь, побежали рысцой к видневшемуся недалекому лесочку.
"А Рон и Гермиона, даже в окно не выглянули", — вяло подумалось Джорджу. — "Поросята? Ага".

***
— Кормак, вот твоя часть выигрыша.

— Что это?!

— Как договаривались — та, что побольше.

— Уизли, ты рехнулся? — Кормак даже попятился. — На что мне свинья?

— Не свинья, а очень милый поросенок, — одернул его Фред. — Должно быть, тот самый Пьянчуга-Пиг. Довольно солидный выигрыш.

— Так билет выиграл?

— А я что говорю.

— Но... — Кормак принадлежал к тому типу людей, которые удары судьбы принимают с твердой и жизнерадостной уверенностью, что с ударом всегда можно договориться. — Билет ведь мой был, Фред. На имя моего дяди. Так что, ты, как честный человек...

— Да, я, как честный человек, держу свое слово, — подтвердил Фред. — А что до имени твоего дяди... ну я представился его племянником, и знаешь, прокатило.

Повисла долгая пауза.

— Уизли в родстве с МакЛаггенами, — скучно пояснил Фред.

— А?

— Приз состоял из двух частей. Удобно, правда? Семьдесят фунтов и Пьянчуга-Пиг.

Оба посмотрели себе под ноги, где на травке сидел* Пьянчуга-Пиг. Он флегматично жевал яблоки.
«Надеюсь, его ими не фаршировали», — мелькнула у Кормака кошмарная мысль.
На поросенке был надет местами бархатный, местами изжеванный бордовый жилет, а на хвосте его поблескивала прикрепленная аптечной резинкой стекляшка — чтобы охотникам легче было искать свина по солнечным зайчикам. В общем и целом порося производил впечатление бывалого парня, которого ничем в этой жизни уже не удивишь.

— Я отдал тебе большую часть, — счел нужным повторить Фред.

— Вижу, — слабым голосом отозвался Кормак.

— Что значат семьдесят фунтов? Их так трудно обменять на галеоны. Зато у тебя будет Пьянчуга-Пиг.

Кормак поднял голову:

— Мне крупно повезло. Правда, порося хорош. Фред, а вы скотину дома держите? Типа свиней? Понимаешь, у меня есть прекрасный свин на продажу.

Фред посмотрел на небо, потом себе под ноги, потом снова на Кормака:

— Нужно подумать. Цена?

— Ну, я не специалист в этом вопросе. Знаешь, правда. Но что хочу сказать — порося крепкий, интересный. Продержался целых сорок пять минут. Это вам не шутки. А ведь какая жарища стояла. Он быстро бегает. И очень самостоятельный. Двадцать фунтов.

— Галеонов?

— Фунтов. Дяде еще с маггловским министром в оперу идти.

— Прекрасно. — Фред почесал нос. — Пожалуй, предложу тебе десять. И навозную бомбу.

— Так ведь я на заметке у Филча.

— Не дрейфь, старина. — Фред приобнял Кормака за плечи и повел от старого выжженного молнией дуба на холме, где состоялась их встреча, вниз, к деревушке. — Тоже мне Филч! Научу тебя, как его обломать. И совершенно бесплатно, просто из любви к искусству. Значит так: берешь хозяйственное мыло, ну знаешь, такое посерее, крошишь его мелко в горячую воду... воду нужно взять почти кипяток, чтобы пар шел. Дальше перемешиваешь и...

Пьянчуга-Пиг бодро трусил за ними.
__________________________

* Сидел. Свиньи умеют принимать очень эффектную позу в положении сидя. Их исполненному пофигизма виду позавидовали бы самые прожженные торговцы снедью на дорогах.

@темы: подарки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

-Леди Мариус-, здравствуйте!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра