Твоих далеких странствий
Свободен путь,
И время и пространство
Бессильны тут,
Бессильны все соблазны
Земных сует,
Ты знаешь все прекрасно
И видишь свет.
И. Тальков «Странница в ночи»
Свободен путь,
И время и пространство
Бессильны тут,
Бессильны все соблазны
Земных сует,
Ты знаешь все прекрасно
И видишь свет.
И. Тальков «Странница в ночи»
читать дальшеМогучий стук волн — сочный и тревожный — о деревянные борта большого, добротно построенного корабля, отдавался вибрацией по всему корпусу и стал вполне привычным звуком за все десять дней плавания.
Все десять дней море волновалось.
Хельга смотрела на себя в огромный отполированный щит, заменявший ей зеркало. Большие глаза светло-зеленого цвета — оттенка летней травы, уже обласканной палящим солнцем, — слегка раскосые, как у ее матери. Светло-каштановые волосы до пояса заплетены в тугую толстую косу. Чуть смуглая кожа и небольшие круги под глазами — признак вечного недосыпа из-за просиживания над книгами по ночам. Нос с легкой горбинкой, тонкие брови. Внешность немного необычная для ее народа. Большую роль сыграла кровь ее матери, рожденной в Бургундии.
Тревожная морщинка залегла меж ее бровей. Хельга до сих пор не знала, правильно ли она поступила, решив оставить свою страну, своих людей, свое дело и согласившись приехать в этот далекий, суровой замок. Приехать для того, чтобы, как говорилось в письме: «... стать одной из четверых защитников волшебного мира — хранителей остова чародейства среди океана темной ереси, вражды и невежества маггловского населения...»
Трое знаменитых, сильных, искусных волшебников, чья слава гремит далеко за пределами туманной Каледонии, хотят создать некий центр... некое средоточие сопротивления волшебства посягательствам магглов — воплощений зла... Благая цель, благородная, насыщенная искренностью и чистым восторгом.
Хельге было тревожно.
Эти строчки... они заставили ее дать свое согласие на приезд. Слишком были они наполнены откровенной враждебностью, фанатизмом, слишком сильно в них прописано крайнее... можно сказать — тупо-упрямое неприятие к магглам. Что если эта школа станет замкнутым, наполненным подозрительностью и снобизмом местом, где юных волшебников научат бояться и ненавидеть магглов? Еще больше, чем они уже боятся... От этого недалеко до прямой расправы.
Мать Хельги — Аделин Граммот — была магглой. И Хельга не замечала в ней ничего отличного от волшебников. Хельга вообще не видела в магглах больше пороков, чем их было у волшебников.
Она любила людей. И верила в них.
Хельга считала, что каждый человек должен иметь шанс исправить ошибку. В этом заключалась ее вера.
Конечно, огромная масса людей... магглов... они могут зажечь факелы и быть абсолютно искренне уверенными в своей правоте, когда идут сжигать дом селянина вместе с ним самим и его домочадцами, если полагают, что есть повод, чтобы сжечь. Они шли на убийство, но не убийством это считали, а свершением справедливости, честного суда... Толпа не думающая, не сознающая, не чувствующая.
Именно потому она страшна — собственных, своих мыслей и чувств не имеет, а насыщается мыслями и чувствами, ей внушаемыми.
Некто, признаваемым главным, имеющим право повелевать, внушает свое толпе. Этот некто может влиять на толпу и управлять ею и творить с ее помощью все, что угодно... и зло в том числе.
Сам, поддавшись силе внушения.
Но если разум каждого очистить от бессмысленной шелухи, пустых догм, внушаемых речами, книгами, обстоятельствами, то предстанет миру девственно чистый человек с зерном света в душе.
Это так.
Хельга горячо верила, что в душе каждого человека есть доброта. Просто нужно ее разбудить. Она помнила рассказанную ей в детстве историю, случившуюся во время становления христианства, когда подлый трусливый предатель — отступник... он был пьяницей, лжецом, распутником. Трижды он предавал доверившегося ему, и трижды это служило причиной смерти.
А на четвертый раз он покаялся... просто потому, что тот, кого он предал, простил его. Умирая, простил. И пусть прощение было неискренним, вымученным, пусть оно было дано в агонии, но так была сильна вера умирающего, что он смог внушить предателю мысль о раскаянии. А предатель уже падал в пропасть мрака. Совершив зло, он шел все дальше и дальше. Потому что повернуть назад было так страшно... Раскаяние — это самый большой подвиг. И самая ужасная пытка. Внушение умирающего позволило предателю совершить подвиг... и он погиб, не выдержав пытки. Он умер, но можно сказать, что душа его возродилась.
Хельга верила, что в каждом можно побудить силы для совершения подвига, для очищения, для совершения верного выбора.
Христианство... Главная, определяющая религия магглов. Хельга ее очень одобряла, так как считала, что она движет людей к свету. Потому что среди мрака и жестокости, когда каждый живет материальным, и «Homo homini lupus est», когда больше задумываешься, как выжить и вырвать зубами себе место под солнцем, необходимо что-то чистое, пока еще чистое, что-то такое, что побуждает людей становиться лучше, что-то такое, чему человек верит блаженной истовой верой. Христианство этим требованиям отвечает. Пока отвечает.
Хельга не считало религию виновной в истреблении волшебного мира. Их гонят те, кто не понимает, те, кому внушили...
Люди — слабы. Всегда нужно поддерживать в них пламя добра, иначе оно угаснет и человек затеряется во мраке и скоплении убеждений, придуманных истин, внушаемых догм. Хельга верила в людей и считала себя обязанной бороться с любым их притеснением.
Дар был дан ей для этого.
Если школа строилась для угнетения магглов, она намерена помешать этому.
Глухой стук отвлек Хаффлпафф от мыслей. Последовавший за ним длинный скрежет по борту заставил ее вздрогнуть.
Что-то не так.
И тут же, словно в подтверждение этого, корпус корабля сотрясся в сильнейшем ударе. Хельга не удержалась и повалилась на тяжелый, обитый свинцовыми пластинками сундук. Она, вцепившись в крышку сундука, едва смогла сохранить равновесие и не упасть на пол.
Корабль застыл. Ни одного движения.
Хельга бросилась к двери из каюты.
Коридор. Трап. Ступеньки наверх.
На палубе она оглянулась.
Темно. Луна едва проглядывает сквозь набухшие черные тучи. Море слабо серебрится.
Вода вокруг корабля странно неподвижна, нет даже слабой ряби.
— Госпожа, — раздалось над ухом.
— Что случилось, Олаф? — спросила Хельга, не оборачиваясь.
— Нас что-то... кто-то держит под водой, — в голосе Олафа слышался суеверный страх.
— Держит?
Хельга вынула из складок мантии волшебную палочку.
Быстро сказала:
— Людей в трюм. Живо!
Топот за спиной — Олаф поспешил выполнять приказ.
Хельга подошла к борту, к высоким, сделанным из прочнейшей лиственницы перилам, гладким и надежным, успокаивающим своей прохладой. Волшебница, держась за них одной рукой, вскинула другую и произнесла заклинание.
Небо над кораблем осветилось слабым, но достаточным для видения белесым сиянием.
Ничего и никого.
Правильно, оно пока под водой.
Оно еще не показалось над ним, и не покажется, пока не будет уверено в своей победе.
Хельга перегнулась за борт и крикнула:
— Substantia Revelio!*
Расплывчатый, туманный, светящийся призрачным зеленоватым сиянием образ — ужасный, пугающий — явился над водой.
Хельга отшатнулась. Стоящий рядом с ней Олаф выругался и, покрепче упершись расставленными ногами о палубу, сжал свой боевой топор.
В воздухе повисла тень чудовищно огромного монстра с оскаленной пастью, кожистыми заостренными крыльями, крупной рогатой головой, костистыми лапами и длинным хвостом с шипом на конце.
Тень раз в двадцать превосходила размерами их кнорр.*
Оставалось только мужественно поджечь судно.
— Повеселимся... — буркнул Олаф, а затем, крикнув «Видар!»*, прыгнул за борт, мигом уйдя под воду.
Хельга, судорожно вцепившись в перила, перегнулась через них так, что чуть не упала в море.
Лицо ее стало белым как мел.
— Ei der Daus! *— прошептала она, и, зажмурившись, шагнула за борт, описав палочкой полукруг вокруг своей головы.
Холодная, стылая вода. Ничего не видно. Неясная тень впереди.
Хельга чувствовала, что тяжелая дорожная мантия и украшения тянут ее вниз. Вспомнив заклинание невесомости, она смогла парить в воде.
Впереди в невесомой толще вода бурлила и пенилась пузырьками, и оттуда в ее сторону скользили темные тоненькие струйки чего-то вязкого и необычайно мерзкого на вид. Осветить Люмусом пространство перед собой и подплыть ближе к непонятной суете впереди Хельга не успела.
Что-то юркое бросилось к ней из этого подводного водоворота, схватило ее поперек талии и потянуло наверх.
Хельга не успела даже испугаться, как оказалась над водой.
Ее держал Олаф. Жесткие рыжие усы и борода обвисли, пропитавшись влагой, как и грубые косы, перевязанные шнуром из сыромятной кожи. По виску на щеку текла кровь.
Не обращая внимания на то, что рот и нос Хельги захлестывает вода из-за поднявшихся высоких ледяных волн, он тащил ее сквозь них к кораблю, а она чувствовала, что кожу на затылке стянуло от ужаса... Позади из моря поднялось нечто. Древнее и страшное.
Чудище.
Оно разозлилось, и оно хочет поскорее покончить с ними, с их кораблем.
Олаф не рассчитал сил и ударил девушку о деревянный борт.
Хельга почти не почувствовала этого.
Она сжимала палочку в онемевших от страха пальцах. Ей нужно собраться...
Она должна защитить корабль... защитить себя... нужно собраться...
Ужас ледяной рукой сжимал сердце.
С борта свесили толстую, свернутую в три оборота веревку. Олаф потянул руку Хельги к ней, заставил девушку разжать ладонь и схватиться за веревку, которая тут же дернулась вверх.
Корабль ярко освещался множеством зажженных факелов.
На палубе собрались все ее люди. Все. Она приказала им — быть в трюме. Нет, всё правильно. Они вышли принять бой. Смерть от неизвестного гораздо страшнее.
Двое тянули веревку. Ирма и Брунгильда бросились к Хельге, подняли ее с палубы. Брунгильда принялась отжимать подол мантии волшебницы. Хельга оттолкнула ее и повернулась к морю.
Силы заклинания хватило ненадолго, вокруг стоял беспросветный мрак. Море бурлило.
И Хельга знала, что оно поднялось. Оно где-то рядом. Оно ждет момента, чтобы напасть.
Рядом на палубу с тяжелым стуком упал Олаф, поднявшийся по веревке следом за Хельгой, сразу же вскочил на ноги и, пошатнувшись, развернулся лицом к морю.
Хельга бросилась к нему.
— Олаф, что... кто оно?
Олаф сплюнул кровью.
— Морской гад. Здоровенный. Я перерубил ему жилы на задних лапах и попытался достать яремную вену. Не вышло. Ловкий. Похоже, я его только раззадорил. Он потопит корабль.
Люди рядом охнули от ужаса.
Хельга севшим голосом сказала:
— Всем отойти от бортов. Держаться вместе.
Все, кроме Олафа, столпились за ее спиной.
Хельга вновь повернулась к морю. Мокрые волосы прилипли к ее щекам, а с косы на палубу лилась влага. Платье — намокшее, липкое, холодное — страшно мешало и сковывало движения. Огромные глаза, испуганные и вместе с тем решительные, темнели на белом лице. Оно, казалось, светилось призрачным светом, таким, как и свет от корабельных факелов, отражающийся от моря, и смутное сияние луны на плещущихся черных волнах.
Чудовище приближалось. Корабль качало и кренило в его сторону.
Нужно решаться. Как бы не засосало кнорр под такую тушу...
Хельга подняла палочку и крикнула:
— Explosio!
Ярчайший, слепящий до боли в глазах свет вспыхнул над морем. Тут же раздался громкий рев, заставивший корабль и людей на нем пошатнуться.
Она его ослепила.
На миг, в мелькнувшей вспышке, чудовище увидели все.
Дракон был огромен — морской гад со сверкающей в лунном свете синей чешуей, сложенными узкими крыльями, невероятно длинным телом, мощными лапами, лобастой головой с гребнем и рогом на лбу. Тускло-красные глаза под тяжелыми, ороговевшими веками мрачно блестели, а между плотным частоколом острейших зубов хищно подергивался раздвоенный язык.
Хельга не предоставила возможности себе и людям окончательно испугаться. Испугаться до панического ужаса, когда человек теряет себя и в беспамятстве бежит, бежит... лишь бы не видеть этот страх, лишь бы подальше от него... и это будет конец. Шансов тогда нет. Только смерть.
Хельга не допустила этого.
В открывшееся взору чудище полетели подряд сразу три заклинания — Разрывающее, Сжигающее и Авада. Все они несли гибель. Хельга хотела, желала одного — лишь бы это чудовище исчезло, лишь бы оно не приближалось к ним.
Паника уже начала застилать разум.
Затем снова стало темно.
Тишина.
Больше не слышно хрипящего рева монстра, не ощущается волнения на море. Но не спокойно. Все равно.
— Это просто обычный гад. Очень большой, правда, откормленный гад. А гадов убивают. Харальд из Хедебю рассказывал, что ему приходилось встречаться с одним таким, — стараясь говорить как можно более уверенно и успокаивающе, не спеша начал Олаф, размахивая секирой.
На ее лезвии странными багровыми искорками-змейками поблескивали вырезанные руны-обереги.
— И? — жадно спросила Хельга, когда Олаф умолк.
— Ну и... В общем, Харальд оказался единственным спасшимся с того драккара*. Половина воинов сошла с ума и побросалась в море, другая половина честно дралась с драконом... А Харальд ударился головой о корабельную балку, потерял сознание, а потом, когда змеюка хвостом разбила судно поперек, чудом смог удержаться на обломке доски. Очнулся он уже посреди моря. Видимо, морской гад не заметил его... Милосердная Ловн* защитила бедолагу.
— Позволь спросить тебя — ты сейчас подбадриваешь меня таким образом, да? Рассказываешь эту кошмарную историю... — Хельга поежилась и еще пристальней уставилась в ночную тьму над морем.
— Ну, я... — кажется, здоровяк слегка смутился. — Я решил, госпожа, рассказать все, что я знаю об этих тварях. Даже историю вполне достоверного источника привел.
— Если только твоему Харальду история эта не привиделась после восьмой бочки пива...
— Харальд после восьмой бочки только во вкус входит. А вот после десятой он, да, начинает выдумывать сказки. Но они у него всегда об одном и том же. Истории о том, как он однажды попал на остров, который населяли прекрасные юные девы и не было там ни одного мужчины... и он там жил, а девицы его ублажали. И заканчиваются эти его истории тоже всегда одним и тем же. Прекрасные юные девы приходят за ним на пир и утаскивают обратно на свой остров. По крайней мере, он так искренне думает, когда его выкидывают из залы слуги... А есть еще одна история. История о благородном сэре Джоне, истребившего Ламбтонского червя.
— Это легенда, — хмуро сказала Хельга.
— Легенда — не легенда, но на чем-то она ведь основывается? Толки людей. Вот что дает начало легендам. А люди обычно говорят о событиях. Значит, это было. Может, не в столь приукрашенном виде, но было.
— Будем думать, что ты прав. Это вселяет надежду, — Хельга слабо улыбнулась.
Она понимала, что Олаф пытается ее отвлечь. Хоть немного развеять чувство страха... ощущение дикой беспомощности и странной тоски, когда знаешь, что выхода нет.
— Олаф, ты очень храбр. Я горжусь тобой. Было настоящим подвигом броситься в бой... под водой сразиться с драконом. Видишь, море темное, вот тут? Это его кровь — скверная кровь, которая льется из ран, нанесенных тобой. Он слабеет. Твой народ сложит о тебе песни, я уверена.
— Госпожа... госпожа заранее верит, что мы все умрем? Эти твои слова звучат, как прощание... А я верю в чудо. В последний шанс. Я поклялся Имиру, что если мы выживем, он получит свою жертву... получит плату.
— Последний шанс? — Хельга резко повернулась к нему.
— Последний шанс... — эхом отозвался Олаф, вымученно улыбаясь.
Нет.
Последний шанс. Бессмертное служение в черных отрогах забытого мира, древнего, такого древнего... Темный мир, Нифльхейм. И правил им Имир — первый Бог.
И если дать ему клятву... служение будет вечным. Это плата за вымоленный Последний шанс.
Взмолись Имиру, когда нет надежды на спасение, когда отчаяние будет владеть тобою... когда все уйдут, и останешься ты наедине со Смертью... Когда Она не только уже придет за тобой, но и уже схватит своими костлявыми пальцами твое горло... взмолись Имиру, и он спасет. Непременно. Имир спасет тебя непременно. Но потребует плату. Тоже непременно. И ты заплатишь ее, заплатишь своим самым бесценным даром — способностью вернуться после смерти. Возродиться. Ступить на следующую ступеньку в веренице жизней.
Другая жизнь... следующая.
Ее не будет.
Ты займешь свое место в свите Имира. И ты будешь служить вечно.
Хельга печально склонила голову. Лунный свет странно исказил цвет ее волос — они казались наполовину седыми.
Затем она вскинула глаза на воина.
— Олаф, три заклинания. Я применила три мощнейших заклинания. Этого должно хватить, — сказала она с ложной бодростью. — Оно погибло. Оно погибло раньше, чем ты успел произнести клятву. Она не имеет силы.
Последнее было сказано с отчаянной убежденностью.
— Имеет.
— Почему? Послушай, я...
— Потому что он жив. И он раздумал ждать.
Хельга стремительно обернулась.
Что-то стремительное, огромное, жуткое неслось на них.
Волшебница лихорадочно крикнула:
— Lumos!
Тьма над морем развеялась...
Оно было всего лишь в пяти футах от корабля.
Оно было живо. Более того, кажется, смертельные заклинания не причинили ему не малейшего вреда.
Хельга опустила палочку.
В ее глазах, ставших почти черными от страха, отразилось пламя факелов, она застыла, судорожно вцепившись в ворот своей мантии, чувствуя, что сжимает его так сильно, что ткань врезается в тело.
Люди... Она не уберегла своих людей.
Корабль закачало, затрясло крупной дрожью. Борта его почти зачерпывали воду. Палуба под ногами ходила ходуном, и люди бросались к бортам, хватаясь за все, что можно.
Олаф что-то кричал, но Хельга не слышала.
Она не верила, что вот сейчас они умрут. Так и стояла у самого борта, лишь чудом не падая в море.
Вода вокруг корабля вспенилась, и из нее показались изгибы огромного змеиного тела. Чудище захватило их в кольцо. Огромная уродливая голова с оскаленной пастью поднялась из воды прямо перед ними.
Последний ход.
Оно либо сдавит корабль в тиски и выловит каждого выжившего прямо из воды, либо разгрызет корабль поперек, захватив сразу столько мяса...
Порт-ключ!
Нужно создать порт-ключ и переместить людей. Нужно создать... Нужно было создать.
Слишком поздно...
Оно решило перегрызть корабль.
Брунгильда... Брунгильда, что ты...
Хельга была в полуобморочном состоянии и почти не понимала, что происходит вокруг.
А в это время девушка из ее окружения, ее помощница, ее соратница в делах ордена, девушка из дальней Уппсалы сорвала вдруг с себя одежды, вышла на середину опустевшей палубы, подняла руки к небу и пустилась в диковинный, завораживающий танец.
Хельга смотрела на нее во все глаза.
Что она... Что происходит?
Девушка двигалась по кругу, то медленно и плавно, то быстро и волнующе. Она то отбивала пятками мерную дробь по мокрой палубе, то внезапно поднималась на носки, вытягиваясь вверх. Ее распущенные волосы следовали за каждым ее движением. Лицо было отрешенным, удивительно покойным.
Словно она пребывала в экстазе.
Все застыло.
Морской гад не стал нападать. Хельга оглянулась на него. Дракон просто смотрел.
Смотрел на танцующую девушку.
Качка прекратилась. Люди стали вокруг Брунгильды, почтительно склонив головы.
Она парила в танце, все больше распаляясь и убыстряя темп. Ее кожа блестела в свете факелов, изящные ступни едва касались палубы...
Морской гад смотрел.
Темп танца снова сменился. Теперь Брунгильда двигалась медленно и плавно.
Ее голова закинута вверх. Ее лицо обращено к небу. Покойное, прекрасное лицо. И она улыбалась. Улыбалась тихой, счастливой, невероятно инакой улыбкой... волшебной улыбкой. Улыбалась самой себе. Будто она не здесь. Будто никого и ничего нет — ни корабля, ни напуганных людей, ни смерти в виде чудища.
Будто она танцевала в раю.
Веки дракона отяжелели. Тонкие струйки пара из его ноздрей вырывались все реже, пасть давно захлопнулась, длинные кожистые крылья распластались на воде.
Опали, поднимая брызги, буро-зеленые горбы его тела, и волны закачали засыпающего дракона.
Черные тучи разомкнулись, обнажив яркую серебряную луну, своим сиянием залившую море, корабль, танцующую девушку и спящего дракона.
Брунгильда двигалась все мягче, замирала подолгу во время своей, ей только одной слышимой, но, несомненно, сказочно-прекрасной музыки. Длинные белокурые волосы облаком окутывали ее тело. Тонкие руки выделывали в воздухе строгие, стройные па... все медленнее... словно руки ее застывали в неожиданно загустевшем воздухе, словно не хотели покидать его, хотели замереть в этом сложном движении. Девушка уже не танцевала, а, казалось, целовала, обнимала воздух... отдавалась ему, стремясь остаться с ним навсегда. Тяжелые золотые браслеты на тонких запястьях отбрасывали тусклые блики на ее все так же покойное, но ставшее невероятно уставшим лицо.
Люди стояли вокруг нее, молча, отрешенно наблюдая за ней. Никто не испытывал страха и отчаяния больше. Все следили за каждым движением девушки, попадая под то чарующее, обнадеживающее, прекрасное, что лилось от ее танца и заполоняло собой все вокруг.
Глаза дракона заволокла пелена сна. Его гнев усмирился — волшебный танец Брунгильды заставил забыть о ярости.
Морской гад ушел под воду.
Брунгильда еще долго продолжала танцевать, и никто не мог сбросить с себя чар ее танца. Казалось, и не заметил никто, что дракона больше нет.
Тишина и покой. Легкий холодный ветер чуть слышно колышет паруса, слабая рябь на темном море мягко обволакивает корабль, а само море... оно играет на своей чернильной глади серебристыми искорками лунного света...
Люди забыли страх.
Брунгильда, пройдя в танце последний круг, не открывая глаз, обмякла и повалилась на палубу. Белокурые волосы накрыли ее, как плащом. Она спала.
Люди очнулись. Переглянувшись, точно не веря в то, что только что перед ними произошло, одни бросились к бортам корабля, другие — к девушке.
Сон Брунгильды крепок. Она не слышит окриков, не чувствует прикосновений. Она устала. Смертельно.
Она только что побывала в раю.
Хельга бережно накрыла ее мантией, кивнула Олафу, и он, осторожно подняв Брунгильду на руки, отнес ее в трюм.
Хельга подошла к борту.
Море спокойно... Опасности больше нет.
Брунгильда победила дракона.
Ее племя... она слышала об их культе, об их Богах. Выходит, легенды правы.
«Лишь дева, чистая душой, однажды усмирит дракона».
А заклинания оказались бесполезными.
Это другая магия... другое волшебство. Что-то древнее и чистое... что-то изначальное, зародившееся вместе с рождением мира...
Это не ее. У нее земная магия, а здесь волшебство божественное.
Она не властна.
Победить дракона... убить дракона. В этом и вся разгадка. Никто не задумывался, что победить дракона и убить дракона — это не всегда одно и то же.
А Брунгильда вспомнила.
Возможно, интуитивно, подчиняясь внутреннему чувству, следуя обрядам своего племени... ритуальные танцы, когда девственница сражает дракона...
Хельга забыла о том, чему сама всегда следовала. Если есть возможность не убивать — не убивай. А она слишком испугалась...
Забыла.
Ей еще многому предстоит учиться...
Все, хватит.
Они целы, и это главное.
________________________________________________
* аналогично Homenum Revelio — заклинанию присутствия.
* Ах, черт! (др. герм.)
* кнорр – торговое судно мореходов Скандинавии и Северной Европы.
* драккар (буквально — «корабль-дракон») — боевой корабль викингов.
* Ловн — богиня милосердия в скандинавской мифологии.
* Видар — сын Одина. Бог войны.