[almond-land]

Название: Миры, которые мы выбираем
Автор: Almond
Описание: Немагическое AU. Была такая заявка на однострочниках «Сириус Блэк. За Аркой — вход в реальный мир». По ее мотивам.
Тип: джен
Рейтинг: PG
Примечание: финал тоже по мотивам однострочника. Какого — см. финал.
Отказ: отказываюсь

Мне еще нужно было заехать в автомастерскую, подтянуть ремень на генераторе, когда позвонила Деби и велела срочно мчаться домой, так как нас пригласили в гости к Митчеллам, а ее нужно везти в парикмахерскую. В этом вся Деби. Ну кто такие Митчеллы, если подумать, и кому нужна прическа Деби? Она всегда старается выглядеть на все сто. Так как я был в курсе всех нюансов «выстраивания красоты», которыми Деби щедро меня потчевала, в парикмахерской ей нужно было зачернить отросшие корни. Деби натуральная блондинка, но красит волосы в угольно-черный цвет. Считает, что это добавляет ей шарма. Деби — самая лучшая у меня, я бы, наверное, любил ее и с папуасскими косичками на голове. Причем, я это однажды сказал ей, про папуасские косички, имею в виду, а она щелкнула меня по носу. Мы с ней знакомы семь месяцев, а женаты с полгода, любим друг друга до умопомрачения.. Я ради нее даже устроился на постоянную работу, стал клерком в банке с сомнительной репутацией — мое появление там, конечно, сделало его репутацию еще сомнительнее. Стал вести размеренный образ жизни, совсем как добропорядочный бюргер: утром на работу, обед в недорогом кафе, вечером с работы, ужин в компании с Деби. Мы сняли дом, совсем неплохой по здешним меркам, Деби выпросила у своего отца его старую машину, на которой я теперь езжу. Посовещавшись, мы пришли к единому мнению, что ездить на работу на мотоцикле — несолидно для мелкого служащего. Будь я начальником отдела и имей в гараже парочку линковеров, я мог бы позволить себе разъезжать на своем стареньком мотоцикле в своей старенькой куртке, и это сочли бы стильным чудачеством. Даже, возможно, и подражатели бы появились. Но сейчас, в начале карьеры, приходилось соответствовать ожиданиям, выдвигаемых к мелким клеркам банков с сомнительной репутацией.
Деби ждала меня на пороге. Такая вся свеженькая и розовенькая, в своем пальтишке с запахом, со своим румяным личиком и золотистыми корнями волос, проглядывающими сквозь угольно-черную шевелюру. Я благополучно свозил ее в парикмахерскую, мы благополучно сходили в гости к Митчеллам, день благополучно закончился.

Перед сном, лежа с закрытыми глазами, я в который раз спросил себя, отчего я так несчастен. Обратившись к доводам рассудка (к чему-чему, а к этому я обращаюсь редко, смысла не вижу, такой вот каламбур), я перечислил все, чего добился в жизни: у меня есть Деби, я работаю, вроде как порядочный семьянин, езжу на совсем еще неплохом воксолле, и банк, в котором я работаю, не такой уж сомнительный... перечислив, понял, что себя уговариваю таким образом, чертыхнулся и выкинул эту блажь из головы. Обнял Деби. Я счастлив.

***
Сириус появился в моей жизни внезапно. И казалось, что это состояние внезапности — для него обычное дело. Мы познакомились двадцать шестого декабря, восемь месяцев назад, когда я лежала в больнице с переломом шейки бедра. Сириус не находился со мной в соседней палате или на соседней койке, и не был симпатичным врачом или медбратом, как можно было подумать. Он, раздолбай, приходил с друзьями сдавать кровь, чтобы заработать немного денег. Меня везли по коридору в инвалидной коляске, а Сириус сидел на стуле, весь бледный и несчастный.
— Привет, детка, — выдавил из себя он.
— Привет, малыш, — улыбнулась я.
Потом он зашел в мою палату спросить номер телефона. Мне понравилась его улыбка — искренняя и немного застенчивая. Она не очень-то вязалась с его разудалым обликом и мальчишеской показушностью. Но он мне понравился. Не каждый день встретишь парня с искренней улыбкой.
Мы стали видеться и так успешно, что сразу же после выписки я переехала к нему, в квартирку на окраине города, в которой вечно торчали его друзья. Мои родители были против наших отношений, но, пообщавшись с Сириусом, любой сменит свою точку зрения, и вскоре папа с мамой уже в нем души не чаяли. Мы поженились через полтора месяца после знакомства и сняли отдельный дом. Сириус устроился на работу в хорошее место, стал более собранным и серьезным, а я готовила ему обеды и старалась выглядеть для него самой красивой. Нам было хорошо.

Но Сириус никогда не рассказывал о себе. Я ничего не знала о его родителях, о детстве, в каком колледже он учился, чем он занимался до меня. Сириус не то что мне не рассказывал... в общих чертах, конечно, рассказывал, но это было больше похожим на отчет или на пересказ чужой жизни. Без эмоций. Словно Сириус выучил, что нужно говорить в таких случаях, и на автомате пересказывал. А о школьных друзьях, о любимых в детстве блюдах, о девочке своей первой — Сириус ловко обходил эти темы.
Он был неправильным.

***
Я не знаю, как я здесь очутился. Поначалу даже не знал, что такое это «здесь».
Я просто появился... нет, не так. Мир просто появился.
Бывают моменты, когда не помнишь, что было перед ними. Что привело к их возникновению — так вернее, ведь обычно события логично следуют одно за другим. Я просто открыл глаза и увидел, что мчусь на мотоцикле по ночной пустынной трассе. Что за трасса, куда я еду, что ждет меня в конце пути — ничего этого я не знал.
Асфальт был мокрым, в лицо била водяная крошка, а я мчался и пытался избавиться от мучительного чувства, какое бывает, когда какая-нибудь мысль назойливо зудит у краешка сознания и ускользает, стоит только задуматься о ней. Кажется, я что-то забыл. Тогда меня не заботило, что я не знаю, где я и как здесь оказался. Я думал о том, что я что-то забыл.
Так я ехал по шоссе, и ни одна машина не встретилась мне на пути. Все дальше и дальше — ни одной машины, ни одного живого существа. Я еще сказал себе тогда: «Надо же, никого...», а потом меня как молнией ударило: я вдруг подумал, что когда лечу на мотоцикле, мне тоже никто не встречается. Буквально лечу, понимаете?
Я проехал мимо двух обелисков, какие еще можно встретить в бывших советских республиках, например, в Болгарии, мимо двух обелисков, означающих начало территории города, и даже не взглянул на то, что на них написано. Мне почему-то казалось, что в городе никого и не будет, что города самого-то наверняка нет, и вообще что я в мире один. Мир появился ради меня, и пока никого в нем нет. Глупости, конечно, но я ведь не помнил, откуда взялся... знаете, не помнил, кто я. Теперь уже отчетливо это понимал, что не помню, кто я. Я просто появился на пустынной ночной трассе на своем стареньком мотоцикле в своей старенькой куртке из ниоткуда.
Это потом, когда я добрался все же до города, и оказалось, что это Абердин, в котором я однажды уже бывал... ну да я знал, что бывал, но откуда взялось такое знание, не понимал, хоть убейте. В общем, когда я освоился в городе, мне сказали, что никаких обелисков у его границ не стоит. Я не удивился.

После я вспоминал... что-то странное мне вспоминалось. Может быть, не странное, а самое что есть настоящее, просто для Абердина в частности и этого мира в общем, воспоминание казалось странным. Здесь ведь не было волшебников. Вообще. Я искал их, я пытался узнать о них, но на меня смотрели как на сумасшедшего и смеялись. Для магглов это обычное явление, смеяться, я не спорю, но, по всей видимости, здесь вообще волшебства не существовало, а я не мог колдовать, мой мотоцикл ездил по земле, а не по воздуху. Я сорвался из Абердина в Лондон и не нашел Дырявый котел, платформу девять и три четверти вокзала Кингс-Кросс, свой дом на Гриммаулд Плейс. Я даже Мунго искал, не говоря уже о входе для посетителей Министерства — не было ничего этого. Наверное, и меня больше не было, а тот, кто заменил меня, был кто угодно, но не Сириус Блэк.
Потому что я вспомнил, что случилось. Кажется, меня убили.

***
Сириус порой чудил так, что мне страшно становилось. Он мог уехать на несколько дней, не предупредив меня, мог перестать ходить на работу, и мне приходилось объясняться с управляющим банка, мог закрыться в нашей спальне и не пускать меня. Это пугало, я не знала, что делать в таких случаях, потому просто ждала его: ночью — в кресле под слепым торшером, а если он запирался в спальне, ставила табурет рядом с дверью как дура и ждала. Он появлялся, рано или поздно, но всегда появлялся
Но в этот раз все пошло по-другому. Он не пришел. Я ждала его сутки, потом позвонила ему на работу. Я никогда так не делаю, никогда не навязываю ему себя, и он это ценит, я знаю, но сейчас ситуация требовала, чтобы я вмешалась, пусть потом он изведет меня придирками. Я позвонила ему на работу... еще одной странной, по меркам нашего времени, особенностью Сириуса было то, что он не носил с собой мобильный телефон. Телефон у него был, он менял модели чуть ли не каждый месяц, и радовался покупкам как ребенок... вот только носить с собой отказывался категорически. Шутил, что не его это.
На другом конце провода сонный клерк ответил, что Сириус не появлялся. Ну да, я знаю, что не появлялся, но, может быть, он просил что-то передать для меня. Нет, мисс, извините. Не за что извиняться. Я прикусила губу. А вдруг он меня бросил? Нет. Нет глупая, с ним что-то случилось... Все, пора бить тревогу. Я залпом допила кофе, размяла в жиже недокуренную сигарету... вот не думала, что снова начну курить, ведь с шестнадцати-то лет... и вышла из дома, захлопнув дверь. Как была — в дурацких тапках и коротких «пижамных», с подачи Сириуса, шортах. Надо ехать к родителям, что-нибудь придумаем.

Когда заводила машину, совсем по-детски всхлипнула. Самой стало противно. Я заводила машину, этот старый гребанный воксолл, который Сириус разгонял до возможной скорости, а потом с довольной лыбой слушал душераздирающее бурчание мотора... заводила, прекрасно понимая, что все зря. Все мои усилия, все мое отчаяние, моя надежда — все это зря. Сириус ушел.
Я поверю чуть позже. Потом, хорошо? Чтобы еще остаться собой, не забиться в истеричном припадке, совершенно идиотском, Сириус первым бы так сказал... потом.
Когда мне станет больно. Я буду проклинать Сириуса. Может быть, даже разнесу наш дом. Напьюсь. Что-нибудь. Мне станет больно, а пока я ехала к родителям, чтобы придумать, как найти Сириуса, который не найдется никогда.

***
Босой бомж застенчиво улыбнулся мне беззубой улыбкой. Какие они трогательные, эти беззащитные старики! Какие они правдивые, эти вызывающие брезгливую жалость старики! Они — зеркало мира. Мы этого не знаем, мы никогда не поверим. Нам ведь нужно еще считать себя людьми.
Я ехал в Лондон. Вечером я вышел из банка, сел в машину и как всегда поехал домой... а потом решил, что с меня хватит. Буднично и просто решил. Поступки значимее и всегда приятнее, когда так решаются, я давно уже усвоил. Я оставил машину у дома и ушел.
Я ехал в Лондон. Я — новый и свободный Сириус Блэк. Голова была восхитительно пуста, на сердце растекалось довольство... полная гармония, да. Мудак. Я подмигнул бомжу в ответ.
На одной из станций я слез, так и не добравшись до Лондона. Покинув светлую, теплую электричку и оказавшись в октябрьской ночи, почувствовал безмерное, волшебно-фееричное, сумасшедшее удовлетворение. Эстет хренов. Но мне серьезно стало хорошо; сумятица в душе, полный раздрай мыслей — обычное для меня состояние, а промозглая сырость октября служила ей прекрасным фоном. Засунув руки в карманы, я поплелся по железнодорожным путям в сторону какого-то городишка, видневшимся вдали розовым, отчего-то откровенно враждебным светом. Что делать, решительно не представлял... определенности хотелось, конечно. Определенность бывает мучительнее неизвестности, но сейчас хотя бы зыбкое ее подобие оказалось бы очень кстати. Чужой мир давил на виски. Воспользовался моментом и запрыгнул на шею, выкрутил руки и схватил грязными лапищами сердце... именно сейчас объяснил мне, что я ему не нужен. Мне здесь не место, можно проваливать. Куда и как — вот здесь-то позарез нужна была определенность, знание куда и как, потому что... Я знал, что больше не могу. Мир возьмет свое, раздавит мое сердце, вырвет руки, сломает шею. Я никогда не сдавался, но скоро он меня сделает. Закон природы, мать твою. Чужеродное всегда изгоняется.

Я взял и свернул с дороги. Со мной это случается.

Пошел к редкому лесочку, который давно уже тянулся вдоль рейсов. Среди деревьев мне всегда было лучше. Я и в Запретный лес всегда вперед Лунатика убегал, когда мы, Мародеры, все вместе оборачивались. В каждом псе живет частичка волка, вот меня и тянет... домой, скажем так. Я усмехнулся своим мыслям и тут же подавился слюной. Домой? Домой. Домой. Это слово диссонировало в душе, небрежно, лениво, скучающе даже, обрывая одну за другой струночки... сокровенные, что уж там говорить. Самые мои. Мне нужно домой. Домой, домой, домой. Я бежал рысью к лесу, чувствуя, что ноги уже болят, а уши отчаянно мерзнут от ночного воздуха... а дыхалка не к черту.

Я прислонился к дереву спиной и дрожащими пальцами вынул из кармана смятую пачку сигарет. Деревья — несерьезные такие деревья, тоненькие, причесанные — сделали умеренную в своей успешности попытку обступить меня и притвориться настоящим лесом. Не то. К черту.
Хочу домой. Хочу быть Сириусом Блэком, недоделанным волшебником, конченым придурком, анимагом и дебелым крестным Гарри Поттера. Мне этот мир тоже не нужен.
— Ты мне не нужен, слышишь? — прохрипел я дереву. — В гробу я тебя видал. Ты мне не нужен, как и я тебе.
Мои пальцы свела судорога, и я сломал сигарету. Ну и нахрен.
Сполз вдоль ствола на гниющие листья и закрыл глаза.

Эпилог

— Здорово, рыжий.
Джеймс отвлекся от учебника трансфигурации и хмуро посмотрел на подошедшего парня. Худющий, бледный, на слизеринца смахивает... и не лень ему было по жаре топать к озеру и его, Джеймса, доставать.
— Что? — спросил он без всякого вопроса в голосе. Скорее, пожелал доброго пути.
— На Уизли смахиваешь, — заявил тот и к удивлению Джеймса упал рядом с ним на траву.
— Мне тут в Хогвартсе какое-то время побыть придется, — продолжал пришелец, небрежно сдувая со лба длинную, совершенно идиотскую, если честно, челку. — Решил вот старые связи наладить. С Уизли я дружил. Так, как, говоришь, тебя зовут?
— Я не говорил, — проворчал Джеймс.
— Меня — Сириус, — широко улыбнулся незнакомец, протягивая ладонь.
Джеймс секунду смотрел на нее. Потом взглянул в открытое, честное лицо и, чувствуя себя отчего-то неловко, пожал.
— Джеймс.
— Да?
— Джеймс Сириус Поттер.
Улыбка на лице Сириуса стала еще шире.
— Это хорошо.