Ассоциации

[almond-land]

Сейчас так много интересных флешмобов с ассоциациями, что захотелось самой что-нибудь в этом духе придумать. Ведь всем нравится.
Мне тоже. Был как-то ассоциативный флешмоб, что-то вроде картинки представить нужно было, или истории (Мариам упоминала о нем). Я решила о своих постоянных читателях кратенько рассказать историю, которой не было, или дать персонажа, что в моем сознании прочно ассоциируется с ними, или описать какое-нибудь явление, похожее на них.
Из читателей выбрала несколько тех, кого больше знаю, или кто чаще появляется у меня в дневнике, или кто активно и характерно пишет в своем. Просто пара предложений, чтобы картинку оживить, ту, с которой вы у меня ассоциируетесь. Как-то так.

 sine

Для меня ты - Светлана из «Дозоров». Великая Светлая – это она, а ты – просто очень светлый человек. Это чувствуется по твоим фикам, по твоим постам и комментариям, по твоему отношению. Ты похожа на утро в мороз, ясное и хрусткое, когда снег еще падает – не спеша, редко, словно чуть сонно – в тишину. Или на едва заметные узоры темно-серой тушью на серебристом шелке. Или вот еще: в каком-то лесу – настоящем лесу, с вековыми дубами и орешником, то есть где-нибудь в Европе, где таких лесов уже не осталось - слышны звуки далекой охоты, пение серебряного рога, голоса и смех. Сквозь черные ветки – и все зимой, и такой острый морозец – мелькает алый шелковый шарф. И за ним бесполезно идти, потому что и звуки охоты, и алое пятно – все приглушено, словно находится далеко-далеко за сотнями миль стекла. Не дотянуться. Словно это было давно.

 Тёма Рябинкин

Знаешь, такие фигурки из стекла делают – будто стеклодув выдувает их в приступе отчаяния или душевной страсти. Они из матового стекла, а внутри вроде подсветки, и кажется, что в фигурке бьется живое сердце. Фигурки скручены, вывернуты, исковерканы так, что нельзя понять, кто это, однако в них, во всей этой неправильности, есть гармония. От них взгляда оторвать невозможно.
Кровь на снегу.
Что-то непомерно далекое – северное сияние. Оно ведь разве что не по земле стелется, правда? А на деле образуется в верхних слоях атмосферы, у границы с космосом. Такое несоответствие, дух захватывает. Возможно, ты даже звезда, но только уже на грани взрыва. Скорее, ты из тех звезд, что помнят рождение вселенной. Или ты вспышка сверхновой. Чтобы отпечатываться ослепительно-белым на сетчатке глаза.

 Gella von Hamster

Воздушный змей, привязанный к старому рейсовому самолету, которой за свои пятьдесят лет эксплуатации облетел всю старую Европу. Ты видела все ее аэропорты – близко, а страны – с высоты птичьего полета.
Ты – сливочное мороженое с бусинками-драже. Бусинки можно отсыпать в ладошку и спрятать, чтобы, когда мороженое растает, достать и показать всем, что ты была.
Ты – лекарь, бредущий по средневековому рынку. Шум, грязь и суета ударяются волнами и откатывают обратно, разбиваясь о прозрачную преграду вокруг тебя. Под мышкой у тебя тяжелая книга в темной обложке, одна их тех, в которых, как правило, описывают составы, создающих гомункулусы и философские камни, а в руках подробный список ингредиентов вышеупомянутых составов.

 Malefer

Немое кино. Высокое голливудское искусство. Девушка с идеально выровненным цветом лица красивым жестом поправляет роскошные локоны, сидя на пустой остановке под одним единственным слепым фонарем. Вокруг ночь и дождь, и тяжелые капли настырно стучат о пластиковый козырек крыши, а девушка затягивается последней сигаретой, поднося мундштук из слоновой кости к тщательно накрашенным губам, и кутается в плохонькое пальтишко с чужого плеча. Фары проносящихся мимо машин слепят мокрый асфальт, делая лужи на нем живыми и живучими, потому что девушке хочется, чтобы сигарета потухла в одной из них с кровожадным шипением, выжигая и испаряя лужу дотла. Ничего этого не происходит, девушка продолжает курить. Потом она аккуратно разомнет окурок каблуком о сухое и выйдет в дождь.

 Элла-Энн

Рождество. Запах корицы и пирогов с изюмом и медом. Уютное тихое Рождество, когда тишину, кажется, можно взять на руки, когда солнце прячется за облаками и мягко светит сквозь них тепло-серым. Когда можно забраться с ногами (а на ногах – пушистые носки!) в кресло, укрыться пледом и читать хорошую книжку. Никаких забот и хлопот, словно весь мир за стенами взял отпуск и уехал на пару недель туда, где шумно, безумно и жарко-радостно. Кот – толстый, вальяжный кот, который предварительно вылакал все рождественские сливки - запрыгивает на колени, нагло отодвигая тушкой книгу, урчит так, словно рвется на клочки золотая и серебряная фольга, мишура и упаковочная бумага заодно, и лениво щурится на тебя. Уютный уголок, где можно поплакать светлыми слезами, можно посмеяться тихо и не слишком весело – место, где очень легко.

[J]Gerda~[/J]

Мелодия венского вальса. Бал в королевском дворце. Когда для того, чтобы посмотреть салют, нужно выбежать в освещенный фонарями под филигранным стеклом парк. А потом спуститься по широкой лестнице вниз к тысячам фонтанам, которые льют свои золотые в свете салюта воды прямо на ступеньки.
Пены белого тюля, тиара и надушенные локоны. Белые шелковые перчатки, припудренные плечи. Красивые игры на свежем воздухе, вроде поиска клада «Слезы красавицы» в старом парке или танцы на воде. Обязательное наличие прекрасных незнакомцев и незнакомок.
Или горы, покрытые елями и соснами - молодые, но сглаженные горы, даже скорее холмы - и канатная дорога сквозь них, ажурная, невесомая, похожая на паутинку.

 Nincompooh

Вечер в большом городе, когда несутся машины на трасах, похожих на прошитые золотыми бусинами черные и серые шарфы, люди возвращаются домой или наоборот выходят гулять – все молодые, смеющиеся, и свет огней, фонарей, витрин отражается на блестящих замках их курток, на сережках и на перламутре крупных бус.
Зеленый луг с «кругами фей».
Рыбацкие старые сети, выброшенные на сером берегу южного моря. Прилив принес на них рачков, ракушки и водоросли. Сети искромсаны, засыпаны мокрым песком – кто-то шустрый устроил в них жилище, возможно, парочка крабов, которая не прочь пообедать пенькой, или из чего там делают сети, если отлив вдруг утащит обратно в море все то, что было принесено приливом.

 Grey Kite aka R.L.

Серый город, серый асфальт, серые стены домов. Серый воздух, серая толпа. Единственное яркое пятно – человек, непринужденно вставший прямо на пути серой толпы и серого потока машин, сунувший руки в карманы и вообще довольно неплохо себя чувствующий, пока масса людей идет на него, толкает, чуть ли не несет за собой. Рот человека раскрыт в крике, который вязнет в серой тишине, но его нисколько это не волнует, если судить по тому, что лицо его спокойно. Картинка динамична, так как через некоторое время (сколько конкретно - узнавать бесполезно) появляется результат: город начинает постепенно съеживаться, словно обугливаясь, сминаться, дома, асфальт и лица людей деформируются, и серое превращается в черно-красное. Появляются разводы запекшейся крови.

 miraizo

Металлические узоры на кованой решетке старого зимнего парка. Парк заброшен, потому что никто не занимается планомерной стрижкой кустарников и рубкой старых деревьев – ему на пользу. В парке через замерзший пруд переброшен мостик. Такая миниатюрная копия венецианского моста – горбатый, относительно широкий и отделан розоватой брусчаткой, словно только что сделанной из кирпича, добытого на развалинах Колизея. На мосту, как и в старых средневековых мостах-районах, теснятся крохотные копии домов, магазинов, стряпчих контор, есть даже собственный муниципалитет с блестящей бляхой на маленьких дверях. Все это густо припорошено снегом. Снег освещает ночь не хуже фонарей или города вокруг, и, здесь, в парке, видно его истинное сияние – снег светит тепло.

 Диана Шипилова

Старый английский город в нынешние времена. Центр города жутко неудобен, в смысле соседства узких улочек и высоких зданий в стиле хай-тек, зато здесь можно найти симпатичные кафешки с печеньецем в виде женских шляпок, пиджаков и платьев по моде пятидесятых, огромные книжные магазины и деревья в жизнерадостную полоску – на стволах что-то вроде чехлов, связанных местными энтузиастами из разноцветной пряжи. Занятные вывески пабов и магазинов – как один из способов соревнования между их владельцами, торговые центры с таким количеством экскаваторов, что получается своеобразные музеи, и белые бордюры.
Джаз в исполнении Эллы Фицджеральд. Или альтернативный электронный джаз.
Большие блокноты на пружинках, исписанные размашистым почерком.

 Mademoiselle francaise

Ранняя весна. Едва распустившиеся веточки вербы, хрустально-синее небо, оголившаяся земля, которая как никогда кажется живым существом: кажется, что дышит, вздыхает, потягивается после тяжелых объятий зимы. Капель – ничего в ней радостного нет, хотя вроде бы и означает буйство весны. Наоборот, похожа на плач. А на солнце зима плачет уже навзрыд.
Весна далеко от города и вообще людских поселений. Потому не приходится наблюдать за освобождением природы от зимы под аккомпанемент сюрпризов, оставленных непосредственными товарищами. Весна уверенная в своем праве или, как говорят, дружная, без всяких неожиданных морозов и вьюг. Весна с воздухом, наполненным жизнью. Т.е. весна необязательно счастливая, и от этой весны необязательно должно становиться счастливо – весна настоящая, а не такая, какой мы ее ждем.

 Katrina Faul

Дракон из сказок. Сказок европейских, в которых дракон и волшебный, и могучий, и живет в старинном замке, и спит на золоте и самоцветах. Сказок европейских наоборот, чтобы рыцарь, даже если он согласится с общим мнением, что мерится богатырской силушкой с драконом – самое то для приобретения славы, обязательно будет жадным и коварным. А дракон – жадным и простодушным, и единственное, что он хочет – чтобы его боготворили и вместе с тем оставили в покое. И никаких девиц, конечно, в качестве ежегодных жертвенных трапез. Это не гигиенично.
Дракон как воплощение сказочности. Как что-то недосягаемое и прекрасное.
На самом деле ты знаешь, как я к тебе отношусь. Если бы можно было назвать тебя принцессой, я бы так и сделала. Но ты дракон, и принцесса сторожит тебя.

[J]Lesta~X[/J]

Горький шоколад.
Картинная галерея, когда самое правдивое можно найти в глубине, в неприметном пыльном уголке, на который и внимания поначалу не обратишь. А ведь это - оно, сокровенное.
Еще раньше такие конфетки были, не помню названия... их ешь, они сладкие, а до начинки доберешься - сумасшедше-остро-кислые. Водой, или до чего там добежишь, не запьешь, невозможно. Через минут двадцать отходишь и снова их хватаешь.
Если к картинам вернуться - старинная картина, из тех, что висели над камином какого-нибудь глупого лорда и потому покрылись слоем грязи или копоти. Картина после реставрации - когда слой за слоем удаляют и видят, что было под ними. Что-то совсем отличное от привычного. День вместо ночи, синее небо вместо закатного... никогда не угадаешь.

 little_hedgehog

Ну, ты солнце. О чем прекрасно знаешь. К тебе все тянуться, по тебе скучают, если долго не видят, тебя любят - такой стерпевшейся любовью, простой. Отчета себе не отдают, что, да, любят. Солнце всходит каждый день, в его лучах все свободно греются. К этому привыкаешь.
Ты - солнце, звезда, в которой кипит жизнь: водород скручивается тугими спиралями, скапливается гелий, чтобы собраться с силами и неожиданно дать о себе знать, какие-то частицы, то ли нейтрино, то ли позитроны, воюют друг с другом... внутри солнца кипят страсти. Никто их не видит, конечно, людям достаточно, что солнце встает каждый день, а что у солнца на душе - кому это нужно? Люди верят, что солнце светит исключительно ради них.
Я как-то уже писала. "Как было бы приятно, если бы все были приятны". (с) В том-то и дело, что тебе место в таком мире.

 Сара Хагерзак

Мы пока немного знакомы, и читала твоего я немного, потому, возможно, будет совсем-совсем неверно.
Будет просто по ощущениям.

Вода. Обязательно много воды. Возможно, полноводная река, возможно, океан.
Пасмурное небо, водяная пыль в воздухе. Тихое монотонное журчание реки/океанского прилива, каменный пирс, крики чаек - чайки далеко за тучами, вниз не спускаются. Мне кажется, должен быть человек в тонкой рубашке, отчаянно мерзнущий от брызгов отнюдь не теплой воды и ветра. Он стоит на пирсе, босыми ногами на мокром, и время от времени пытается закурить сигареты, которые каждый раз выпадают из его рук. Знаешь, ему хорошо. Раздетый в ноябре, продрогший до мозга костей, с промокшими сигаретами - он почти счастлив. Ему нравится, что вода так и норовит прошмыгнуть ему за пазуху, что скручивает ему пальцы, и они немеют. Ему кажется, что так вода признает его своим.

upd  Ластя

Пушистые голубые варежки. Морозный узор чудесный на окне. Много-много света, и такого - бело-серого, не теплого, но прекрасного, которым восхищаться можно, и тянуться к нему. Старинная незатейливая песня на флейте. Просторные залы, коридоры, амфилиады в древних замках - именно древних, легендарных, которые строились, когда короли были настоящими королями, когда велись войны, и стены и рвы выполняли сугубо практические функции, а не были декоративными. Например, Камелот - его можно считать нестерпимо прекрасным, потому что мы вряд ли узнаем, каков он был на самом деле, ведь, возможно, он был только в легенде. И, конечно, принцесса. Принцесса из сказок - и струящиеся волосы, и шлейф платья, и корона тонкая - и картинка: стрельчатое окно, солнце мягкое сквозь него свет льет, и силуэт принцессы окружен ореолом.