Автор: Almond
Герои: Родольфус Лестрейндж, Беллатрикс Блэк
Отказ: отказываюсь.
читать дальшеОчередной кусок сигары со зловещим шипением спланировал в массивную пепельницу и стал достойным завершением аккуратно сложенной из покромсанных сигар пирамиды. Идеальная пирамида, кстати говоря, с математической точки зрения идеальная абсолютно, все характеристики просчитаны. Не Родольфусом, конечно, просчитаны магией.
Родольфус лениво выдохнул облачко дыма. Сигара — за ее образец само собой была взята маггловская, кубинская, ведь волшебники давно усвоили, что проще заимствовать всякие изобретения у магглов, — сигара, колдовская, усовершенствованная, висела в воздухе, медленно крутясь по часовой стрелке, и от нее по часовой стрелке же, игнорируя все законы физики, отлетали ловко отрезаемые чарами кусочки. Те, перелетев через всю комнату, становились еще одними составляющими пирамиды в парадной пепельнице, настоящей оды из черного мрамора, серебра и тщеславия. Родольфус предпочитал стряхивать пепел в простую банку от имбирных тритонов.
Когда последний кусок угробленной сигары мягко опустился на пирамиду, произошло то, что и должно было произойти — симметрия нарушилась и пирамида рухнула. Родольфус зевнул, размял окурок, потянулся и взмахом палочки прекратил это несерьезное для темного мага баловство: новая сигара, уже поднявшаяся из коробки на полфута вверх, упала обратно.
Можно еще почитать, скажем, или выйти прогуляться, чтобы убить время. Можно плюнуть на все и лечь спать. А еще можно взять мантию, дать наказ Лэнди запереть все двери и окна и пойти разобраться с ситуацией самому. В принципе, оно всегда так происходило: сколько Родольфус себя помнил, его долгом была защита Рабастана от всяческих неприятностей. Еще бы, ведь никто не давал об этом забыть. Однако Рабастан давно не маленький. Давно не наивный, если когда-то был таким, не слабый. Так что справится.
Несколько дней продолжалась эта странная ситуация с Лордом. Конфликт... конфликт? Нет, между Рабастаном и Лордом конфликта быть не могло, слишком разные весовые категории у них, выразимся так, чтобы было с чего конфликту возникнуть, развиться и успешно разрешиться в пользу Рабастана. Рабастан самостоятельно ликвидировал аврора Спенсера, ученика Шизоглаза Моуди. Все прошло нормально, и Лорд бы остался доволен, только Рабастан не подумал поставить Лорда в известность. Что тот счел за неуважение, и правильно, в общем-то, сделал. Предполагалось, эта ситуация сегодня разрешится, ибо Лорд вызвал Рабастана для личной беседы.
Вот только что-то задерживается Рабастан. Время за одиннадцать перевалило... Убить Лорд, конечно, не убьет... И все же беспокойство зудело, скреблось в душе — все же у Лорда несколько отличные от общепринятых понятия о проступках и карательных мерах.
Родольфус в сердцах отбросил книгу, которую собрался прочесть, даже уже прочел пару страниц — какие-то воспоминания нищенствующего в Каире рыцаря-тамплиера, встал, чтобы налить себе вина и, случайно бросив взгляд в окно, увидел за ним сову. Фонари их парка из-за давней причуды отца всегда светили ярко, во всю мощь, что частенько устраняло необходимость зажигать по вечерам свечи в комнатах, и силуэт птицы в их свете казался нереально темным. Она неподвижно сидела на подоконнике, вся нахохлившись и распушившись, и глядела на Родольфуса большими желтыми глазами. В ее клюве был конверт. Родольфус отставил бутылку, подошел к окну, а когда начал его открывать, ему пришла мысль, что эту сову он определенно уже где-то видел. Перья темно-коричневые, почти черные, что для сов редкость, лапка повреждена... точно где-то видел.
Сова осторожно перебралась на его руку, и Родольфус, погладив пальцем ее по голове, взял из клюва письмо:
«Дорогой Родольфус,
это общепринятая форма вежливого обращения, и мне не хотелось бы, чтобы Вы видели в ней нечто большее, но Вы ведь не видите, не так ли?
Сегодня мне привезли новую мантию. Я просила сшить ее из шелка, что прядут куколки марокканских бабочек — изготовленные из него вещи имеют свойство приходить в полную негодность через час носки. И они чернильного цвета. Не того привлекательного иссиня-черного оттенка, который так любят носить наши модницы на устраиваемых Министерством балах, а цвета разлившихся и впитавшихся в придорожную грязь чернил. Мантия лежит у меня на кровати, завернутая в папиросную бумагу, которая пахнет парижской весной… Вам не кажется, что во всем этом есть что-то от несправедливости?
Итак, дорогой Родольфус, Фестиниогская железная дорога, «Риу-Гокс», полночь.
У нас не было свиданий (назовем это так?), бесед tet-a-tet и прочих радостей, доступных влюбленным, но мы с Вами не влюбленные, чтобы на них претендовать.
Я хочу Вас видеть.
С любовью, Беллатрикс.
Еще одна форма вежливого обращения, Вы не обидитесь? Когда мы поженимся, я постараюсь не смущать Вас более подобными словами.
P.S. Мне подумалось: но почему бы и нет?»
— Интересно...
Родольфус посмотрел на сову. Ее взгляд выражал полное согласие с его высказыванием.
Беллатрикс Блэк... эта девушка посчиталась подходящей кандидатурой в жены старшему из сыновей Лестрейндж, а после разговора с Цигнусом Блэком, уже Родольфус был одобрен в качестве кандидатуры жениха для его старшей дочери. Свиданий, прогулок, tet-a-tet особо не случалось, это правда. Родольфус думал, что по обоюдному и молчаливому согласию, в подобном и нужды нет. Но как оказалось, Беллатрикс считала иначе.
На часах без четверти полночь... хм, Беллатрикс отправила сову так поздно, не рассчитывая, что та успеет вернуться с ответом? Так уверена, что Родольфус придет?
Он вздохнул, скучно велел сове:
— Лети уж, пернатое.
И взял с кресла мантию. Все равно Рабастана ждать, так почему бы не уступить просьбе будущей второй половинки. И ожидание быстрее пролетит.
***
С востока дул холодный ветер, который срывал бы капюшон, к чертовой матери, если бы не магия. Область ее практичного применения не знала границ. Родольфус спрятал руки глубже в карманы и отошел от перрона, на который прибыл туристический поезд из Портмадога — чем меньше видишь магглов, тем лучше.
— И тем дольше магглы живут — так для кого это лучше? — низкий голос, раздавшийся за его спиной, принадлежал Беллатрикс Блэк. Голос переливался особыми бархатными интонациями, которыми, как правило, женщины пользуются, когда целеустремленно хотят кого-то обольстить. Что в случае Беллатрикс было лишено смысла: она не стремилась к обольщению, так как не понимала, что в этом может быть интересного. В результате оказывалось, что обольщала она всех, включая своих врагов.
Родольфус не спеша закурил сигарету. Обернулся. Беллатрикс была очаровательна в черной мантии. Почти как у него мантии, такого же кроя, удобного для связанных с его обязанностями дел. Но капюшон Беллатрикс был отделан тонкими кружевами так, что они закрывали ее глаза, и Родольфусу было непонятно их выражение.
— Добрый вечер, Беллатрикс.
— Прогуляемся?
— Как угодно.
Он снова убрал руки в карманы, когда она обхватила его локоть, и повел ее от разъезда «Риу-Гокс» в сторону недалекого сквера. Они почти дошли до него и дошли молча, причем Родольфус отметил, что молчание с ней — занятие приятное и отнюдь не неловкое, как она вдруг резко потянула его в сторону.
— Куда мы идем?
— Не хочу гулять по скверу, — ответила Беллатрикс. — Здесь в полмили есть чудное место, тебе понравится.
— А как же официальное «Вас» в письме? — улыбнулся Родольфус.
— Но ведь на то и существуют официальные письма.
— Логично.
В самом деле, ее своеобразная логика начинала забавлять.
Беллатрикс привела его на железнодорожный переход. Это была окраина городка, разросшегося из конной фермы, и место развилки железнодорожных путей, над которым Родольфус и Беллатрикс сейчас стояли, оказалось втиснутым в нагромождения земляных и гравийных насыпей, бетона и одноэтажных служебных зданий. Было полное впечатление того, что казавшийся особенно маленьким и беззащитным среди масштабного строительства мостик из стальных труб поверх железнодорожных путей скреплял эти гигантские сопки и что только на нем одном все и держалось.
— Здесь открывается простор, — пояснила Беллатрикс, встретив удивленный взгляд Родольфуса. — Стоишь, а целый мир проносится под тобой. Ты посмотри.
Огни прошедшего под ногами поезда отразились на их лицах.
— Беллатрикс, ты хотела мне что-то сказать? — Родольфус понимал, что действует слишком прямолинейно, но почему-то чувствовалось, что с ней только так и нужно было поступать. Конечно, она позвала его не из простой прихоти, хотя и упоминала о свиданиях, беседах... так, мелкая шпилька, не должная ничего означать. Ведь все уже было решено и обговорено, и не нужны были им свидания и беседы, потому что оба знали, что все это станет притворством. Можно следовать нормам, а можно нет, и, как правило, люди независимые выбирают второе. Родольфус уже при первой встрече с Беллатрикс понял, что она считает себя независимым человеком. Еще подумал тогда, что не знает, радоваться ему этому или нет.
— У нас свадьба через месяц, — буднично сказала Беллатрикс. — Не мы друг друга выбирали, но с выбором мы согласны. В общих чертах. Мне хотелось бы знать, чего ты ждешь от нашего брака.
— А ты не знаешь? — отозвался Родольфус. — В определенном возрасте люди с определенным достатком начинают подумывать о браке. Брак относится к вещам из разряда «потому что так надо». Я думал, ты это знаешь.
— Это-то — да, — Беллатрикс смотрела на него сквозь кружева капюшона своими блестящими глазами, а он не мог понять, что они выражают. — Я хочу знать, чего ждешь конкретно ты, твои личные мнения и желания, без всяких условностей и ссылок на «потому что так надо».
Родольфус улыбнулся про себя. Конечно, приятно иметь дело с практичным умом, и сразу обозначить рамки супружеских прав и обязанностей — где-то даже заманчивая идея, вот только в разумной головке Беллатрикс вряд ли существует понимание, что жить по сценарию мало у кого получается, особенно, если этот кто-то сам не ведает, что с ним станется уже на следующий день.
— Скажем так: меня устраивает нынешняя жизнь. Если брак ее существенно не изменит, я буду счастлив.
— А что у тебя за жизнь?
— Беллатрикс, — протянул Родольфус. — Беллатрикс, ты ведь знаешь, за кого выходишь замуж?
Глаза под кружевами засияли ярче.
— Скоро мир изменится, а я буду одним из тех, кто это сделает. Мир будет жить по правилам, жестоким, простым и честным правилам. Чтобы добиться этого, нужна война. Я иду за человеком, у которого хватит смелости развязать ее.
— То есть я стану женой героя? — с тихим смешком уточнила Беллатрикс.
— Ты иронизируешь?
— А ты как думаешь?
— Я думаю — да, — спокойно сказал Родольфус. — И это склоняет нас к выводу, что получится. Брак наш, я имею в виду, получится; станет таким, каким он устроит лично меня. Твое пренебрежение к делу, которое я считаю важным, означает, что ты не будешь в него лезть. Трудно и пожелать лучшего.
Она откинула капюшон, и он наконец смог ясно рассмотреть ее лицо. Оно, бледное и вроде бы чуть изнеможенное, дышало тоской, которая стерла всегдашнюю страстность, заострила черты и проложила скорбные тени под тонкими скулами. «Наверное, такие лица были у мучеников-храмовиков, вынужденных доживать свои дни под палящим солнцем Каира», — растерянно подумал Родольфус, отчаянно не зная, что сказать. А сказать хотелось, более того, он чувствовал, что это было необходимо. Сердце отчего-то при виде ее лица... как-то незаметно и просто решилось вдруг в одночасье, что уничтожить весь мир, вместо того, чтобы его менять — совсем неплохая идея.
— Смотри на поезда, Родольфус. Они далеко от нас, они под нами. Что мне стоит дотянуться до них? Как ты думаешь?
Она перегнулась через перила.
— Я вижу огненные ленты — это поезда мчаться, первая линия, вторая, мчаться к своим станциям, и светятся их окна. Но кто сказал, что они ленты? Они вены, вены мира. Мир под нашими ногами, мы можем дотянуться до него, можем взять его. Родольфус, единственное, что хочу я — чтобы был кто-то, кто остановит меня, оттолкнет от этого. — Она обернулась к нему — холодный ветер с востока ударил в ее тоскливое лицо... а когда-то такое страстное — и встала на перила. — У меня остался один шаг, Родольфус. Из всего, что у меня было, остался только последний шаг. Ты понимаешь? Я могу взять этот мир, что у меня под ногами, просто шагнув к нему, — она мимолетно улыбнулась. — Знаешь, в моем случае «я могу» действительно возможно. Но если у меня будет кто-то... что-то будет, кроме этого последнего шага, я остановлюсь. Нужен смысл в жизни, понимаешь? Моя мантия дивного чернильного цвета из куколок марокканских бабочек никак не подходит.
Она стояла, едва держась за перила, и Родольфусу казалось, что она парит в воздухе и просто притворяется, что держится, а может, это магия ей помогает, магия ведь всегда была универсальным решением всех проблем... он мотнул головой, отгоняя дурацкие мысли. Нужно действовать, нужно что-то простое, чтобы она поверила.
— Беллатрикс Блэк, я прошу тебя стать моей женой...
— Мы уже помолвлены, — ее голос был сонным.
— ...чтобы в горе и радости, болезни и здравии, богатстве и бедности любить тебя, хранить тебе верность и заботиться о тебе...
— Родольфус...
— ...пока смерть не разлучит нас.
Она смотрела на него во все глаза.
— Я хочу, чтобы ты была моей женой, потому что сам это решил.
— Ты играешь в благородство? Пробуешь таким образом остановить меня?
— Я не пробую, я делаю, — ворчливо ответил Родольфус и снял ее с перил. — У меня нет ни сил, ни желания, ни времени играть в благородство. Было бы плевать — стоял бы и смотрел, как ты прыгаешь вниз и разбрасываешь мозги по рельсам.
Ну вот. Ее лицо порозовело... будем надеяться от удовольствия, а не от гнева.
— Просто останься со мной.
Если подумать — что ему еще нужно? Мир у ног и кто-то, для кого он станет смыслом.
Она вздохнула, вздохнула как-то отрывисто, в полсилы, словно боялась глубже дышать.
— Я согласна стать твоей женой, Родольфус Лестрейндж, и в горе и радости, болезни и здравии, богатстве и бедности я обещаю тебе любить тебя, хранить тебе верность и заботиться о тебе, пока смерть не разлучит нас. Я останусь с тобой. Хорошо? Только обещай, что не пожалеешь. Потому что теперь твоим смыслом стану я.
Что ж, тоже вариант.
***
Рабастан, пришедший домой только под утро, сказал, что он круглый дурак. Родольфус лишь пожал плечами и ответил, что с кем не бывает.
В самом деле, с кем? Ведь в любви да в жизни все так или иначе дураки.