Иллюстрация к драбблу от  Chesia

@темы: для меня, чудесные люди

---

Название: Зови меня Андромедой
Автор: Almond
Бета: **Nimfadora**
Тип: джен
Герои: Ремус Люпин, Андромеда Тонкс, Тед Тонкс
Рейтинг: G
Жанр: общий
Заявка: Про взаимоотношения Андромеды и Люпина, желательно до свадьбы с Нимфадорой, но можно и потом. Джен, конечно.
Дисклеймер: Отказываюсь.

Написано в подарок  **Nimfadora**

Эта часть Лондона была ему незнакома.

Ремус в который раз посмотрел по сторонам и вздохнул. Можно, конечно, присесть... скамеек и пусть просто — тумб нигде поблизости не видно, но можно присесть хотя бы на тротуар и почитать вывески, посчитать столбы, попялиться на людей и машин, может быть, даже заговорить с кем, так о пустяках, чтобы только убить время, ведь Ремус знал: рано или поздно родители обнаружат, что его нет ни дома, ни в саду, и отправятся на поиски.

Он еще раз вздохнул и оперся спиной о грязную кирпичную стену подворотни, где стоял, скромно наблюдая за бушующей жизнью Лондона. На поиски они отправятся, да, но переполошат при этом всю округу, и все опять будут шушукаться при его появлении и показывать на него пальцем... впрочем, они этим занимаются и без всяких исчезновений.

Ремус стал размышлять, что сделают мама с папой. Сначала, конечно, пошлют сов Сохатому и Хвосту. Сириуса беспокоить не станут, знают ведь, что мадам Валбурга вывезла все семейство на Лазурный берег. Хотя, может быть, Сириус как раз к этому утру уже добрался до дома после побега. Но родители-то об этом не известно, значит, в любом случае Бродяга отпадает.

Дальше они соберут друзей, возможно, пригласят дядю Джорджа и тетю Кларисс, возможно, сообщат дедушке... в общем, они знают, что делать — побольше народу собрать и начать прочесывать окрестности. А Лондон? О Лондоне, увы, подумают в последнюю очередь. Раньше Ремус в Лондон не убегал... что это, волк научился размышлять и делать выводы? Похоже на то, и, значит, нужно добавить новый пунктик к Правилам. Правила придумал папа — на самом деле они назывались: «Правила, необходимые для безопасности сына», или как он там их называл, что-нибудь деликатное и нейтральное. Конечно, не для безопасности сына. Для безопасности окружающих от сына, да.

В них были перечислены методы контроля за Ремусом, а также указания, как поступать при рецидивах: что нужно делать, если Ремус в обличии волка вырвется из укрепленной магическими и обычными способами комнаты, запертой самыми совершенными замками, и будет носиться по окрестностям, наводя ужас... и еще оптимальный вариант, если просто носиться. Ремус проделывал этот фокус трижды, пока все обходилось: утром, самое большее к двенадцати, его, измученного, находили не менее измученные родители, и все снова становилось на свои места. Но сегодня Ремус сбежал в четвертый раз и оказался в Лондоне. После этого вряд ли что-то станет как прежде, ведь очевидно, что волк, который прячется у него внутри, провел анализ прошлых неудач и теперь знает, куда податься в поисках вкусного мяса. Где гарантированно никто не помешает ему это мясо урвать? Людей в Лондоне полно, и каждый занят исключительно собой.

Нужно добавить новый пункт к Правилам: оставлять ему при себе палочку. Так хотя бы Ремус мог вернуться домой, пусть после родителям пришлось бы разбираться с Министерством.

А сейчас... Ремус вытер холодный пот со лба, вышел из подворотни и медленно побрел по тротуару вдоль ярких витрин и вывесок... сейчас необходимо срочно решить, куда себя деть, пока следующая ночь не наступила. Сегодня — полнолуние, и если родители не успеют его найти... Ремус мотнул головой. Папа всегда учил не паниковать, вот он и не будет. Для паники самое время — это вечер.

Да, лучше всего просто выбраться из Лондона. А вдруг Сириус все же уже вернулся домой? Может быть, вначале стоит попробовать сходить к нему? Ремус не хотел себе признаваться в том, что прекрасно понимает, что из Лондона он выбраться до восхода луны не сможет никак. Даже если удастся бесплатно сесть в метро, не факт, что он проедет энное, несомненно, большое, число станций, пока окажется в пригороде. Сесть на поезд?

Встречавшиеся на пути магглы скользили по нему взглядом, в котором лишь изредка мелькало что-то похожее на удивление. Даже обидно — магглы, конечно, странные люди, но ведь не в ходу у них, чтобы двенадцатилетние подростки гуляли по улицам в пижамных штанах и босиком, нет?
Наверное, можно просто спросить дорогу к площади Гриммо и дойти туда пешком. Хотя вряд ли Сириус станет возвращаться домой, он, скорее, к Джеймсу в гости напросится...

Ремус дошел до автобусной остановки и окинул неуверенным взглядом столпившихся людей, раздумывая к кому из них обратиться с просьбой... пожалуй, к ней. Остальные больно чуждо выглядят, а эту девушку можно даже за ведьму принять: длинное синее платье, почти как мамино, вязанная серая кофта поверх, ботинки на толстой подошве и огромная сумка. К тому же она сама рассматривала его. С удивлением.

— Доброе утро, мисс. Скажите, пожалуйста, как дойти до площади Гриммо?

Девушка склонила голову на бок.

— Доброе утро. Ты собираешься на площадь Гриммо пешком?

— Понимаете... — Ремус замялся. На самом деле было глупо не придумать элементарного объяснения тому, почему он странно одет и почему собирается идти пешком, если у кого-то все же возникнут вопросы на сей счет. — Понимаете, мисс, там живет мой друг, мне бы хотелось проведать его.

— Понимаю, — кивнула девушка. Она несколько секунд глядела на Ремуса, насмешливо, как моментально определил он, потом улыбнулась и наклонилась к нему:

— Ты волшебник?

Ремус не отвел взгляда.

— Волшебник, — подтвердила девушка. Она выпрямилась и сказала: — Поможешь мне донести сумку?

— Куда?

— Ко мне домой. Тебе нельзя пользоваться магией вне школы, значит, самостоятельно выбраться из беды ты не сможешь. Пойдем, я отправлю сову твоим родителям.

Ремус подхватил предложенную сумку. Сейчас, при ближайшем рассмотрении, он догадался, почему ее вид показался ему странным: не то чтобы она была сумасшедше пестрой, аж глаза рябило, нет, она оказалась искусно сплетенной из многочисленных фантиков от жвачек Друббла. Наверное, укреплена магией, раз мисс столько в нее уместить умудрилась.

Девушка, идя немного впереди, тем временем продолжала:

— Можешь звать меня Андромедой. С кем ты дружишь, с Сириусом или Регулусом? Должно быть, с Сириусом, слизеринец вряд ли оказался бы в переполненном магглами районе безоружным.

— Откуда вы знаете?

— Ну, я сама училась на Слизерине, и посмотри, палочка у меня с собой, — Андромеда отогнула край кофты и показала Ремусу палочку эффектного черного дерева.

— Нет, то, что я с Сириусом дружу... вы знакомы?

— Он мой кузен. Он не рассказывал обо мне? Наверное, вы не очень близкие друзья, иначе Сириус давно бы сообщил, что я его любимая кузина. Любимая, ибо сбежала от Блэков.

— Так вы — Андромеда Блэк?

— Нет.

— Но...

— Я — Андромеда Тонкс. — Девушка бросила на него хитрый взгляд. — То самое позорище Блэков, вышедшее замуж за магглорожденного. Здесь направо.

Ремус смутился — девушка улыбалась, у нее был громкий и звонкий голос, однако то, что она говорила о себе, не вязалось с ее шутливым тоном. Ремус бы чувствовал себя ужасно, будь он позором семьи. Хотя почему «будь»? Он и есть самый настоящий позор.

— Что загрустил? — спросила Андромеда.

— Сириус много рассказывал о вас.

Она улыбнулась и промолчала.

Вскоре они оказались в сквере, если это слово применимо к трем тополям, ясеню и зарослям сирени, в конце которого вошли в подъезд многоэтажного дома, кивнули увлеченно смотревшему футбол консьержу и поднялись на лифте на пятнадцатый этаж. Ремус до этого никогда не ездил на лифте и пережил много новых впечатлений. Введя еще более бледного, чем он был раньше, подростка в квартиру, Андромеда озадаченно заметила:

— Ты выглядишь совсем больным. Ты уже несколько дней бродишь по улицам? Мерлин, я и не подумала. Тебе срочно нужен чай и что-нибудь...

— Нет, мисс... миссис Тонкс, я оказался в Лондоне только сегодня утром, — поспешил успокоить ее Ремус.

— Поэтому ты в пижаме?

— Ну...

— Хорошо, я сейчас сделаю чаю, и ты мне все расскажешь. Потом мы отправим Луту к твоим родителям. Как я поняла, вы живете не в Лондоне? Так, нет, сначала чай.

Андромеда забрала у Ремуса сумку и ушла в кухню, предоставив ему возможность спокойно осмотреть небольшую прихожую, обклеенную дешевенькими голубыми обоями, гостиную, заставленную типовой мебелью и собственно кухню — тоже выглядевшую довольно уныло из-за стандартизации убранства всех грошовых квартирок, хотя здесь эту унылость скрашивала индивидуальность хозяйки. Она проявлялась в зонте под потолком и в котле, не таком как у мамы, но вполне себе солидном, стоявшем на столе и сердито фыркавшем, когда Андромеда походя кидала туда одну за другой сосиски. Остальные продукты достались ящику, отдаленно напоминавшему буфет, но с проводами и ручкой, сумка же была небрежно задвинута под стол.

Пока Андромеда готовила чай, Ремус, севший на краешек табурета, успел украдкой рассмотреть ее более внимательно: темные волосы, нечесанные, но блестящие, нос с горбинкой, живые глаза под тяжелыми веками. На вид ей было лет двадцать. Она хорошо улыбалась: искренно и часто. Мало кому удается сочетать оба эти качества, Ремус знал. Джеймс, например, такой. А вот Сириус и Питер не умеют улыбаться: первый чаще кривит губы в саркастической ухмылке, что вполне понятно в его положении, второй вообще мало радуется, а если и радуется, улыбка у него выходит извиняющейся. Ремус так совсем улыбаться не умел. Смотря, какое обличие: либо скалит зубы, либо улыбается робко и нежно, вроде девчонки. Первое, ей же ей, предпочтительнее.

— Теперь расскажи мне свою историю, — сказала Андромеда после того, как они сделали по первому глотку крепкого чая, совсем ведьминского, со множеством травок и кореньев, все как мама заваривает.

— Мое имя Ремус Люпин, миссис Тонкс.

— Зови меня Андромедой, — рассеянно отозвалась девушка. — Сириус писал мне о друге по имени Ремус. Так, выходит, учишься на Гриффиндоре? Братишка говорил, что ты лучший на курсе. Но, Ремус, ты очень бледный и уставший, — по женскому обыкновению мысли Андромеды приняли другой оборот, — словно болел или не ел несколько дней. Как ты оказался в Лондоне?

Ремус отложил вафельку с ядовито-розовым кремом и осторожно сказал:

— Я действительно болел, но сейчас пошел на поправку. Мой старший брат — он уже совершеннолетний, ему можно пользоваться палочкой — готовился к сдаче трансгрессии, и случайно трансгрессировал меня в Лондон. Ночью, просто...

Ремус смешался под насмешливым взором Андромеды. Может быть, у нее просто взгляд такой, смешливый, разные же взгляды бывают... вот грустные, задумчивые, злые... может быть.

— Ремус, нельзя кого-то трансгрессировать отдельно от себя. Где твой брат?

— Мой брат? Он, ну...

— Ладно, не буду тебя пытать. — Андромеда снова улыбнулась, и Ремус почувствовал, что краснеет как маленький. — Нет ведь никакого брата?

— Миссис Тонкс...

— Зови меня Андромедой, — отмахнулась девушка. — Так...

Она неодобрительно взглянула на буро-оранжевое варево в котле, в котором булькающие пузыри достигли угрожающих размеров, поджала губы и вытащила волшебную палочку.

— Совершенно не умею готовить, — доверительно сообщила она Ремусу. — Тед скоро вернется. Тед — это мой муж, я обещала, что приготовлю суп, но, похоже...

Раздался звук, напоминающий шлепок, что могла бы издать какая-нибудь гигантская жаба, вздумай она плюхнуться на влажные бетонные плиты с высоты многоэтажного дома — это лопнул первый пузырь.

— Да, похоже, суп не получился, — закончила Андромеда. — Тебе лучше отойти... хотя уже поздно. Прячься под стол!

Взрыв котла они застали уже сидя под столом и потому остались относительно целы: Ремусу лишь слегка забрызгало чем-то густым и липким пятку, Андромеда потянула кофту, зацепившись за стол.

Выбравшись из-под стола, Ремус со смешанным чувством ужаса и восторга оглядел ставшую неузнаваемой кухню... а оранжевые полосы на сиреневых обоих смотрятся очень живописно. Андромеда, печально покосившись на зонтик, когда-то бывший в веселенький горошек, а теперь вымокший под непонятным бурым нечто, вздохнула и подняла опрокинутый табурет.

— Придется Теду обойтись традиционной яичницей с сосисками.

Она взмахнула палочкой:

— Excuro!

Пятна с обоев, потолка, зонтика-абажура, мебели и пола исчезли.

— Вижу, у вас большой опыт! — ляпнул Ремус и тут же наклонил голову, сосредоточившись на отковыривании страшно похожего на сопли сгустка со своей пятки. Уши предательски покраснели.

— Постой-ка. — Андромеда направила на него палочку, и сгусток тут же исчез. Потом она улыбнулась. Улыбка вышла довольно странной: вроде как ее обладательница не знала, стоит ли улыбаться, или все же отложить на потом. — Вот и Тед идет.

Ремус поспешно повернулся к двери.

В кухню вошел высокий светловолосый парень с озабоченным лицом, какое часто бывает у молодых людей, рано женившимся и осознавшим простую вещь, что действительно «рано», а жизнь не столь радужна, как представлялось. Бедная жизнь.

Обменявшись с мужем дежурным поцелуем, Андромеда обернулась к Ремусу:

— Познакомься, Ремус, это Тед. Тед — Ремус.

Они пожали друг другу руки, и Ремус почувствовал, что ему неприятно прикосновение холодной и сухой ладони Теда. Да он и сам неприятен почему-то... какой-то вялый и тихий по сравнению со своей смешливой женой, вот что.

— Ремус потерялся в Лондоне. Мы договорились, что я отправлю Луту его родителям позже, — пояснила Андромеда мужу, ставя сковороду на плиту и бросая на нее кусок бекона.

Ремус смотрел на нее во все глаза.

— Мы договаривались? — хрипло спросил он.

— Да. Тед, мой руки и расставляй тарелки, яичница скоро будет готова.

— Может, мне не нужно приходить обедать домой? — слабым голосом отозвался Тед, с отвращением глядя на яично-молочное месиво, которое Андромеда ожесточенно взбивала венчиком. Время от времени хрустела скорлупа.

— Конечно, стоит. Ты и так в своей школе целыми днями пропадаешь.

— Ты же знаешь, у меня много классов. К тому же я веду кружок «Пытливый натуралист» и даю дополнительные занятия для...

— Бедных, немощных кошек... — пробормотала Андромеда.

— Что?

— Ничего. Ты весь день занят, я понимаю.

Тед раздраженно швырнул на стол хлебницу.

— Ты знаешь, почему я весь день занят.

— Да. Жениться на бесприданнице было не самым лучшим вариантом, не так ли? — спокойно осведомилась Андромеда.

— Я этого не говорил.

— А благодаря вмешательству моего отца вылететь из Министерства и быть вынужденным устроиться в маггловскую школу?

Тед несколько секунд смотрел на нее, потом его губы дернулись вниз. Он протянул:

— Знаешь, ты права. Во всем. Пожалуй, я уже сыт. Мне пора на работу, пока, родная.

И вышел из кухни. Вскоре послышался грохот захлопнутой двери.

Ремус старался не дышать. Ужасно-ужасно-ужасно, что он был здесь, а они его, казалось, не замечали. Он никогда не видел, чтобы взрослые ссорились. Это случалось, да, и с его родителями, но они предусмотрительно отправляли его наверх, и только на следующий день он узнавал по грустному взгляду мамы и грубоватой веселости папы, что ссора была.

— Миссис Тонкс...

— Зови меня Андромедой.

— Андромеда, вы... мне, наверное, нужно уйти.

— Почему? — Она удивленно смотрела на него.

— Но... вы не хотите отправить вашу сову моим родителям?

— А ты хочешь?

Потрясающе... Ремус понял, что никакой особой грусти Андромеда не испытывает... вон, так же невозмутимо помешивает кошмар на сковороде и кажется, даже не замечает, что ее муж ушел.

— Я...

Андромеда насмешливо смотрела на него и улыбалась. Ремус подумал о заплаканном лице мамы.

— Нет, — твердо сказал он.

Андромеда улыбнулась шире:

— Проблемы дома? Поэтому ты сбежал?

Ремус осмелел:

— У вас ведь тоже проблемы.

— О чем ты? — в голосе Андромеды слышалось искреннее недоумение.

— Вы и ваш муж... вы, кажется, не особо ладите. По-моему...

— Да?

— Ваш муж... он...

— Что мой муж?

— Это не мое дело, — пролепетал Ремус.

— Нет, не твое, но договаривай.

Приказывает? Похоже. Ремус прямо взглянул ей в глаза:

— По-моему, он вас не достоин.

— Интересное наблюдение. С чего ты взял?

— Я так понял.

Андромеда рассмеялась. Это был тихий приятный смех, навевающий воспоминания о прохладных лесах, мягкой траве и полной луне. Что в его случае являлось худшим воспоминанием.

— Мой муж прекрасный человек. Самый лучший, иначе я бы не вышла за него замуж. Мы, Блэки, всегда выбираем лучшее, Сириус не говорил?

— Простите, миссис Тонкс, я не хотел никого обидеть. Это, правда, не мое дело.

— Зови меня Андромедой.

— Миссис Тонкс, пошлите, пожалуйста, вашу сову моим родителям прямо сейчас. Они очень волнуются.

Улыбка Андромеды стала настолько понимающей, что Ремусу сделалось тошно.

— Да, хорошо. — Она помолчала и бодро добавила: — Расскажи мне о своих друзьях. Сириус писал, что ваша банда очень дружна.

— Можно и так сказать.

— Ты сомневаешься?

— Мы очень дружны, но...

— Да?

— Что «да», миссис Тонкс?

— Есть какое-то «но»?

— В дружбе всегда бывают «но».

— Неужели? Ты не по годам серьезный мальчик.

— Вот одно из этих «но».

— Ага. — Андромеда окинула его странным взглядом.

Ленч прошел в молчании из-за необходимости полной сосредоточенности на отделении съедобных его составляющих от тех, о которых желудок будет потом вспоминать с паническим ужасом. После они вместе убрали со стола, и Андромеда предложила сыграть в скраббл.

Ремус как раз сложил великолепное слово «инсоляция», как в дверную дверь позвонили.

— Жаль, у нас нет камина, — бросила ему через плечо Андромеда, когда попрощалась с его родителями, приняв их бесконечные выражения благодарности с насмешливым равнодушием. — Ты мог бы иногда приходить к нам в гости.

— Я могу прийти и так, — сказал Ремус ей в спину.

Сам не понимая почему, но он был ужасно зол на нее.

— Разумеется, приходи. Не теряйся больше. — И послав на прощание еще один смешливо-ласковый взгляд, Андромеда захлопнула дверь.

— Постараюсь.

***

Поздно вечером Андромеда, сидя под ярко-желтым абажуром настольной лампы, пробовала заколдовать спицы так, чтобы они вывязывали что-то еще, кроме помпончиков. Внезапно ее губы тронула довольная улыбка, а через несколько минут в гостиную вошел Тед.
Он сел рядом.

— Джоанна Линдлей сдала сегодня тест на сто тридцать баллов. Просто чудо. А родители Питера Томпсона согласились оплатить ему курсы элементарной механики в Королевском колледже.

— Здорово. — Андромеда положила голову ему на плечо.

— Прощаешь?

— Конечно.

Тед улыбнулся и обнял жену:

— А за что?

— Придумаем.

— Обещаю, когда-нибудь у нас будут и дом, и деньги, я найду нормальную работу и...

— Шшш...— Андромеда закрыла рот Теда ладонью. — Остальное — да, будет, но про работу ни слова. Ты же на своем месте, Тед.

Тед поцеловал ее теплую ладошку.

— Твой отец совершил благородный поступок, перекрыв мне кислород в Министерстве. Так я бы никогда не подумал про школу.

— Вот видишь.

— А где тот мальчик?

— Ремус? За ним пришли родители.

— Кто он?

— Одноклассник и друг Сириуса. Я встретила его на улице.

Тед почесал нос.

— Какой-то он странный. Бледный, жуть. Я уж решил, что он вампир.

— И оставил жену ему на растерзание?

— Кто кого еще растерзал бы... Ай! Прекрати щипаться!

— Он не вампир, но странный. — Она задумчиво улыбнулась. — Мне он не понравился. Чувствуется в нем что-то испорченное, гнилое... Ладно, не важно. Хочешь есть?

— Я купил пиццу по дороге.

Андромеда вздохнула. Когда-нибудь она напишет книгу. Обязательно. И будут в этой книге следующие пункты: «Как класть мясо в суп — нарезанное или куском?», «Почему при варке макароны слипаются? Проведено следствие», «Чем кормить разъяренного голодом мужа».

Тед вдруг усмехнулся и чмокнул ее в щеку.

— Хотя, если ты не против, мы ее оставим на завтрак, а сейчас съедим мороженое.

— Ты еще и мороженое купил?

— Ты его для нас сделаешь, у тебя оно прекрасно получается.

— Да, единственное, что я умею.

— А единственное, что умею я — это дурить юных магглов, выдавая магические фокусы за законы физики.

— Так я и знала. — Андромеда дернула его за ухо. — И пусть, что ты шутишь... Может, не нужно было ломать тебе жизнь, выходя за тебя замуж?

— Ты опять?

— А ты?

— Мы постоянно ссоримся.

— Но ведь миримся, — пожала плечами Андромеда.

Тед внимательно вглядывался в ее чуть порозовевшее лицо.

— Хорошо, что я люблю тебя, иначе все бы пошло прахом.

— И хорошо, что я люблю.

— Себя?

— Тебя, дурачок! Хотя... себя, конечно.

Тед молча притянул ее к себе.

@темы: подарки

---

Maily1109, здравствуйте!

---

Тестовое

Увиделось у Эллы.

Гадание по цитатам из песен Хельги Эн-Кенти

Ваше имя О тебе - "Если ты птица, ты просто не можешь не петь, Если горишь ярче солнца, тогда ты – огонь". О любви - "Как чувства непрочны, в бессилии очень Легко признаваться себе. Сомненья, вопросы, все слишком непросто Теперь в нашей общей судьбе". О друзьях - "Он не струсил, не предал, но устал уже Удивляться всякий раз, обнаружив снова Новое устройство «друг» - в собственной душе". О будущем - "Если правда похожа на ложь, Не учуешь подвох за версту. Ставки с новой раздачей растут, Только планку ты сам задаёшь". Совет для тебя - "Если в реку одну нельзя дважды войти, Плюнь на это и выйди вообще из реки".

все гадания на aeterna.ru

Несколько пунктов совпадают, ым? Совпадают.

@темы: тест

---

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Много лилий

А этот товарищ крался за мной =)

@темы: пастораль

---

Название: Два кольта, две беретты
Автор: Almond
Рейтинг: R
Саммари: Написано в рамках сообщества Hot Fest. Original. Она| Он. Бали. Повеселеть после наркотиков и танцевать на пустынном пляже. «Эй! Ты же мой герой! Мы же в начале пути. Мы молоды, и мы должны трахнуть этот мир! Именно трахнуть! А пока получается, что мир трахает нас».
Герои: он, она
Жанр: общий/драма
Размер: мини
Дисклеймер: заказчик цитирует Евгения Ничипурука "Сны сирен".
Сие есть плод моего сознания. Любые совпадения с реальными людьми считать происками высшего разума.
Размещение: с моего разрешения ([email protected]).

— Хэлло, Лоя.
— Хэлло, Тео.

Так каждое утро мы приветствуем друг друга, когда продираем глаза где-нибудь в туземной хижине, или в грязной квартирке на окраинах в этих картонных домиках для бедных, что зовется здесь социальным жильем, или в старых прицепах, пригодных лишь для упокоения бомжей и рождения бродячих собак. Нам все равно.

Я смотрю, как Тео вытягивает ногу из-под тряпки-покрывала и рассматривает ноготь на большом пальце, на котором висит крохотное золотое колечко. Покончив с этим, он кладет лодыжку на мои бедра. Так происходит обычно, и обычно я не против. Мы быстро перепихиваемся, потому что жилье не наше, и вокруг обыкновенно спят вповалку еще несколько человек, знакомых, незнакомых, которые в любой момент могут проснуться (если не спят – поинтересоваться, за сколько можно меня купить), потом покидаем наше временное убежище в поисках завтрака.

Зайдя в более-менее приличное кафе, я заказываю кокосовое молоко и бифштекс с кровью — по утрам у меня зверский аппетит. Бифштекса всегда нет, здесь нормальное мясо можно только в ресторанах найти, и мне приносят каких-нибудь королевских креветок, или рыбу, на худой конец — цыпленка.

Тео не завтракает, он пьет лишь местный крепкий кофе, выкуривает пару сигарет, затем достает косячок с местной же дурью и затягивается первой на сегодня затяжкой. Я предпочитаю ширяться после обеда, когда самый зной. Сочтите это за дурное воспитание.

— Нас пригласили к Жоржу, — сообщает мне Тео.
— Кто это?
— Тот америкос-латинос... у него тачка черепами выделана, батя бы точно себе такую захотел. Он еще к тебе клеился, помнишь?
— Нет.
— В общем, он.
— Как-то неохота идти... там пляж есть?
— Пляж есть везде.

Тео смачно затягивается, и мне хочется тоже. Протягиваю руку.

— Что у нас с деньгами? — я аккуратно подношу сигарету к губам. На них помада от Шанель, оттенка красного вина, самого изысканного, по моему мнению, но Тео страшно раздражает, когда я пачкаю помадой сигареты: помада напоминает ему кровь, а крови он боится. Пока я не в настроении его дразнить, потому, приоткрыв губы, зажимаю кончик косяка зубами.
— Батя перекинул тыщу евро. Сказал, что это в последний раз.
— Он серьезно?
— Ага. Батя вообще конкретный человек. То есть то, что он обещал меня по приезду сразу в клинику сдать — это тоже вполне серьезно.
— А что он насчет меня обещал? — равнодушно спрашиваю я. Нужно ведь как-то показать интерес, Тео обидится, а обижать его, повторяюсь, пока не хочется. Знаете, у Тео комплексы по отношению к отцу, нам в университете давали, Эдипов комплекс называется. Он живет с оглядкой на папашу, дрочит на него. Ничего в этом плохого нет — я бы тоже так жила, будь мой отец финансовым воротилой.
Тео улыбается:
— «Твою шлюшку обратно в Задрюпинск пинками отправлю!»
— Хоть бы... — выдыхаю я.
Тео начинает ржать на целую минуту позже, чем я. Он вообще тормоз. И не только по жизни, но и со мной.

Вечером мы убегаем с вечеринки латиноса Жоржа, чтобы погулять по пляжу. Всегда таскаю Тео на пляж — я принадлежу океану, он владеет мной с того момента, как я его в первый раз увидела, мне становится плохо, если я не могу прикоснуться к нему, становится тошно, если он не обнимает меня своими влажными объятиями. Я — любовница океана, его наложница, рабыня, и могу позволить ему все, даже то, что Тео не позволяю... хотя мне очень нравится заниматься с Тео сексом на пляже. Океан наблюдает за нами, и я знаю, что этого его раззадоривает.

Но сначала мы танцуем. На мне — то самое вишневое платье от Диора, с широким пояском; мои губы роскошно алы, а глаза блестят. Я очень хороша, когда чувственно выгибаю запястья и взметываю белоснежный песок ногами.

Тео падает на колени и медленно расстегивает свою рубашку: смешной, он считает, что рубашки и галстуки его взрослят. Единственное, что может сделать его взрослым — это хорошая доза галоперидола, но милый мой папенькин сынок, разбивая очередную подаренную тачку, верит, что все держит под контролем.

Ставлю ступню ему на плечо:
— Давай я надену белое платье. Буду похожа на невесту.
Он стягивает дурацкий галстук из последней коллекции Прада через голову:
— Иди ко мне.
— Не расслабляйся! Я хочу танцевать. Задай мне такт.
Тео начинает неуклюже хлопать в ладоши, а я начинаю неуклюже имитировать фламенко.
— Лоя... — потными ладонями он обхватывает мои бедра.
На самом деле меня зовут Светлана.
— Эй! Ты же мой герой! Мы же в начале пути. Мы молоды, и мы должны трахнуть этот мир! Именно трахнуть! А пока получается, что мир трахает нас.
— Чего ты хочешь? — спрашивает Тео, когда перестает ржать.
— Чтобы ты прекратил истерику. — Я выворачиваюсь из его рук и пытаюсь изящным па уйти в сторону. Но выходит, конечно, не изящно: спотыкаюсь о песок и чуть не падаю. От этого у меня текут слезы, смывая мою чудную тушь и мои чудные тени.
— Ты тоже прекрати, дура! — Тео снова начинает ржать.
А Тео зовут Леонид.
Икаю от рыданий, они душат меня, эти наркотно-пьяно-злые слезы, а сзади шепчет океан — он мечтает, чтобы я бросилась в его объятия и осталась в них навсегда.
— Хочу трахнуть этот мир, — всхлипываю я.
Тео притягивает меня за платье, и я валюсь на него:
— Как?
— ...а он трахает нас.
— Давай грохнем их всех, — шепчет он, пряча лицо в моих волосах.
И я киваю, снова и снова, пока он задирает мое чудное платье и закидывает мои чудные ноги себе на плечи.

Позже Жорж продает нам пистолеты — два кольта и две беретты, все как в песне поется. Тео отдает за них эту сранную последнюю тысячу евро. У нас остаются обратные билеты до Москвы, и в четыре часа утра после литра текилы, которой мы решаем компенсировать отсутствие дури, я и Тео договариваемся обменять их на ближайший рейс.

Спрятав пистолеты в мою сумочку из кожи анаконды от Живанши, мы отправляемся в грязное бунгало, что Жорж держит для гостей, и заваливаемся спать.

Когда проснемся, нас будет ждать обычное «Хэлло, Лоя», «Хэлло, Тео», разглядывание ногтевого пирсинга Тео и экстремальный секс под взглядами наших новых знакомых. Но кроме этого — кое-что еще, новое, свежее, как океан. У нас появилось нечто вроде смысла жизни, цели или идеи, называйте как хотите: мы с Тео начнем с Бали, потом, если повезет, продолжим в Москве, а закончим в моем родном Саранске. Убьем Жоржа, остальных наших балийских друзей... батю Тео убьем. Для Тео это высшая цель, финиш; сделав отца, он захлебнется в чувстве, по моим представлениям, похожим на оргазм в летящей на полной скорости машине после «снежка», приправленного «северным сиянием». Ему больше ничего не будет нужно. А я продолжу. Мне-то на все плевать, и на себя больше всего, но чтобы Тео дать покой — нет, ни за что. Когда у меня есть настроение, мне нравится его раздражать. В конце концов «мир трахает нас» — это о тех, кто рядом.

@темы: Hot Fest

---

Лили Эванс/Ремус Люпин|Северус Снейп; подслушанный разговор, "золотое сердце".

Лили Эванс/Ремус Люпин|Северус Снейп; подслушанный разговор, "золотое сердце".

Ватная тишина здесь невозможна, однако Хогвартс всегда хвастал умением победить невозможное, так что тишина в коридоре именно ватная и она давит на слух сильнее пушечного выстрела.
Но — это всегда так неожиданно, поверьте — я услышал голос Лили. Дверь была приоткрыта.
— Никогда!
— А что ты сделаешь? Ну что? — низкий, мягкий... голос этого заморыша Люпина сейчас не походил на свой. В нем были... скажем, совсем неприятные для меня интонации. Допускаю, что приятные для Лили.
— Ремус... нет, послушай меня!
Приглушенные звуки возни. А затем восклицание, перешедшее в протяжный стон.
Мать вашу, ну почему всегда так?
Я нарочито громко откашливаюсь и с мстительным удовольствием слышу испуганный вскрик и торопливые шаги к двери.
У меня золотое сердце, вы знали? Мне хватает совести смотреть прямо в зеленые глаза, в которых последовательно сменяют друг друга удивление, гнев, презрение и жалость. И даже отвечать ненавистью.
И от этой спрелой тоски уже никогда не избавиться.

Луна Лавгуд/Невилл Лонгботтом. Зельеварение. "Счастье по рецепту".

Луна Лавгуд/Невилл Лонгботтом. Зельеварение. "Счастье по рецепту"

— Лонгботтом, будьте добры, вылейте ваше варево. Иногда полезно читать рецепт до того, как приниматься за зелье, — сейчас даже у Слагхорна проявляется несвойственный ему сарказм.
Невилл, отдуваясь, потащил свой котел мимо равенкловцев-шестикурсников: благодаря азарту Кэрроу студентов, освобожденных от наказаний и способных появляться на занятиях, становилось все меньше, так что занятия теперь были только спаренными.
Он шел мимо Луны, и она бросила к нему в котел клочок пергамента — Невилл едва успел схватить его на лету.
— Счастье по рецепту: притвориться, что ничего этого нет...
Он закрыл глаза.
— ...а есть только ты и я.
Она наклонилась к нему.
— Ну же! Это легко, правда?
Невилл скомкал пергамент.

Фокс Малдер ("Секретные материалы)|(или легкий /)Нимфадора Тонкс. "Саманта?!" NH!

Фокс Малдер ("Секретные материалы)|(или легкий /)Нимфадора Тонкс. "Саманта?!" NH!

Фокс отдирал от пальцев что-то липкое и грязное — старательно, отвлеченно, что было нелегко, ведь его руки дрожали.
Он не смотрел на меня — ни разу не взглянул, после самого первого «Саманта?!», когда он схватил меня за плечи, развернул к себе и жадно вглядывался в мое лицо... вечность.
Вечность и я здесь. Вокруг ночь и зима, и метет тоже вечность, а я... это очень важно вспомнить, кто я. Мне кажется, что тогда найдутся ответы на все вопросы.
Ночь и зима крадут память... но я помню... тепло и смех, и кто-то сильный прижимает меня к себе... он пахнет яблоками и шоколадом, а его лицо... оно ускользает от меня.
— Скажи, что ты вернулась, — буднично просит Фокс, так и не прекратив своего занятия.
— Я вернулась. — Стряхиваю с розовых волос хлопья снега. — Ты тоже скажи, что вернулся... кто-то грустный и нуждающийся во мне... у него серые глаза... он... — мой голос срывается. — Скажи, что ты вернулся.
Он поднимает на меня взгляд. В нем усталость, безумие... понимание?
— Я вернулся, Тонкс.

Тедди Люпин | Виктуар Уизли, «Март. Апрель. Вычеркнуть нельзя оставить», А+

Тедди Люпин | Виктуар Уизли, «Март. Апрель. Вычеркнуть нельзя оставить», А+

Я умудрился дойти до края поля. Уперся об изгородь.
Так вышло: проснулся слишком поздно для того, чтобы еще чувствовать себя пьяным, и слишком рано, чтобы ощутить все прелести приближающегося похмелья. Посередке.
Меня стошнило на ботинки. Мои любимые. И грязный снег похабно лез вверх по штанам.
Помню, как вышел из паба. Как шел по дороге. Как свернул с нее в поле. Оно... звало. Только так я мог оправдаться перед собой. Первое правило: волков иногда нужно отпускать на свободу.
— Я тебя всюду ищу.
Все равно прибегут по первому свисту.
— Вики.
Смотрит на меня с укоризной.
Правило второе: за спиной лучше прятать кол.
— Тедди, зачем ты наорал на мистера Поттера?
Вычеркнуть нельзя, оставить, говорите?
— Прошу, пойдем со мной.
Третье правило: не поворачиваться спиной.
Облизнул содранные в кровь костяшки.
А Вики меня обняла.
Вычеркнуть. Оставить нельзя.

Маркус Флинт | Джордж Уизли, «А шнурки ой как нехорошо между собой связывать», А+, IC

Маркус Флинт | Джордж Уизли, «А шнурки ой как нехорошо между собой связывать», А+, IC
Далеко не однострочник. Зайцу, в подарок.

— Давай, иди.

— А давай просто зажмуримся и...

— Уизли, закрой пасть. Хорошо? Вот просто закрой и все. Хоть раз сделай, что я прошу.

Ты очень грозен, да. Ты умеешь делать страшные глаза и наклоняться так близко, что хочется сжаться и спрятаться к себе в карман. И лицо твое — оно в эти моменты кажется таким... словом, старается изо всех сил навсегда врезаться в память.

Мне всего три укола, а тебе, Фред?

— Может, скажешь хоть, куда мы премся? — я деликатно откашливаюсь в кулак. Твой.

И ты ругаешься. Сбрасываешь мою руку со своего плеча, отталкиваешь меня, а когда я мешком... ну того, с чем ты меня смешиваешь, оседаю на пол, ты...

В раскрытой ладони твоей кровь. Моя.

Я тебе никогда не прощу.

— Уизли!.. — Ты вдавливаешь крошево от ампул в бетонный пол, словно надеясь измельчить их до молекул. — Какая же ты гнида! Всю жизнь гнидой был, гнидой сдохнешь!

— На хрен тогда ты тащишь меня из Мунго? Раз я гни...

— Закрой пасть! — орешь ты. — Ты сдохнешь скоро, не понятно?

Да ты волнуешься. Переживаешь. Приходишь ко мне, материшься тихо, думая, что сплю.

— Уизли, подумай. — Ты наклоняешься ко мне. — Ты же скоро к брату своему попадешь. Ты подумай... разве он тебе простит, что ты вашу Анджи оставил и к нему перебрался?

Это ты меня так на совестливый понт берешь. Я жалею тебя и не спрашиваю, тебе-то какого хрена. Я просто ржу кровью. Прости.

— А-ха, а шнурки ой как нехорошо между собой связывать, правда? Ха-ах! Нельзя меня к Фреду обратно... ха-ха... потому, потому... — Задыхаюсь от смеха, кашля и крови. — ...потому что мы как... гребанные два сапога пара, да?.. Шнурки, гребанные, ах-ха!..

И ты пугаешься. Я очень этого хотел. Ты пугаешься и оставляешь меня. Ты же тоже гребанный.

Я, оскальзываясь, иду обратно в палату. Мне всего три укола, а тебе, Фред?

"Приключения Тома Сойера". Том | Бекки. AD! Ностальгия по детству. "Кто бы мог подумать, что я выйду за такого, как ты".

"Приключения Тома Сойера". Том | Бекки. AD! Ностальгия по детству. "Кто бы мог подумать, что я выйду за такого, как ты". Сообщество Hot Fest

В Техасе, на землях «Акр всего за доллар!», куда он привозит меня, говоря, что построил для нас замок, все просто. Так просто, что замок оказывается пятнадцатью сваями, вбитыми в красную землю, твердую, как правительство США, грудой торфяных кирпичей, повозкой, где спит босоногий индеец, и осликом. А акры еще нужно выиграть на скачках.
Но Том не унывает.
Вечером мы сидим в повозке, смотрим на флегматичного индейца, пекущего нам маисовые лепешки, слушаем фырканье жующего жвачку ослика. И вспоминается разное.
— Кто бы мог подумать, что я выйду за такого, как ты.
— Да?
И ведь серьезно примет вид обиженный и удивленный. И изогнет резкую бровь, сморщит нос и будет смотреть на меня так торжественно и строго, пока я наконец не расхохочусь.
Тогда цыкнет и полезет обниматься.

На губернаторском балу в Орландо, где плеск шампанского заглушает польский оркестр из самой Атланты, тоже все просто.
Главное, правильно держать губернаторские бутерброды и непринужденно улыбаться в ответ на неудобные вопросы.
— Кто бы мог подумать, что я женюсь на такой, как ты.
Он любит этак подкрадываться незаметно, приобнимать за талию и говорить глупости на ухо. Ностальгирует.
Я слегка краснею. От злости. Том единственный, кому удается вывести меня из себя.
— Не знаю. А ты как считаешь? — очень надеюсь, что мой холодный голос заставит его устыдиться.
Надеюсь?.. Это же Том Сойер — он просто ухмыляется.
— Скажи, когда мы уйдем отсюда, тогда отвечу. — И нагло откусывает от моего бутерброда.
— Том Сойер, ты невыносим!
— Правда?
Смотрит на меня строго и торжественно. Притягивая все ближе.
И я тихо смеюсь ему в плечо.

Луна Лавгуд | Безумный Шляпник (Алиса в Стране чудес), распитие чая в Зазеркалье, размышления о том, что общего у ворона и письменного стола. NH!

Луна Лавгуд | Безумный Шляпник (Алиса в Стране чудес), распитие чая в Зазеркалье, размышления о том, что общего у ворона и письменного стола. NH!
Увы, однострочника не вышло.

Перо было роскошным. Луна, положив подбородок на ладони, смотрела на него и твердо знала, что левитировать его она не будет. Как паутинка легкое, как камень твердое... оно не улетит. Гораздо занимательнее вглядываться в переплетение его крючочков и полосок, вглядываться все пристальнее, пока...

Пока не подольешь себе еще чаю и не взглянешь с приязнью на Безумного Шляпника. Вообще-то это его прозвище, но оно не обидное. Не такое обидное, по крайней мере, как «Лунатичка».
Он очень важен, Шляпник. Он макает в чай часы, а часам это нисколько не страшно, и глаза его похожи на спелый крыжовник... но Мартовский Заяц не дремлет: швыряется пудингом с йоркширским кремом и приходится нырять под стол, опрокидывая чай на совсем еще чистое голубое платье. А вот Соня дремлет, и ей тоже нисколько не страшно, что Шляпник запихнул ее в сахарницу и забыл об этом.
А страшно — это забыть.
Вот Луна не помнит, есть ли ответ.
— Что общего между вороном и письменным столом? — Шляпник сосредоточенно выковыривает Соню из сахарницы.
— Это шарада! — радостно орет Заяц.
— Между вороном и столом — перья, они есть на том и на сем, — хочется расчихаться. Герцогиня слишком любит перец, нужно сказать ей об этом. — Между столом и вороном — только стул, подушки, Соня.
Соня кусает Шляпника за палец, выбирается из сахарницы и, взбив подушки, падает на стул, а Ворон позади нее насмешливо каркает.
— Стол обеденный, не письменный! — Мартовский Заяц расплескивает масло в масленке, когда лезет проверять, какой стол — письменный или обеденный.
— Ответ неверный!

Профессор Флитвик строго смотрел на Луну.
— Мисс Лавгуд, вы так и не левитировали перо.
Перо плавно поднялось в воздух и повисло в нем этаким пушистым облачком, похожим на тончайшую тафту платья Белой королевы.
И Луна вспомнила.
— Ответа нет!
Перо качнулось и зашлось в улыбке до ушей.

Стен Шанпайк | Перси Уизли "Ты такой же трус, как и я" А

ПС-93 Стен Шанпайк | Перси Уизли "Ты такой же трус, как и я" А+

«Ночной рыцарь» катил по пустынным улицам Лондона, нещадно слепя дальним светом, подрезая и обгоняя — нахальничая, как всегда. Старый Эрни свое дело знает. Он очень обстоятельно относится к своей работе, наш Эрни.
Не узнал. Проще так думать.

В пабе Том нацедил мне пинту темного и продолжил размазывать грязь по стойке, давая понять, что не склонен к беседе. А вот мой сосед, видимо, хотел пообщаться: смотрел на меня и улыбался.
— Еще что-нибудь, мистер Уизли? — спросил Том.
— Да, шоколадную лягушку.
И, игнорируя изумленный взгляд Тома, мистер Уизли решил почтить вниманием мой изумленный взгляд — вновь вежливо улыбнулся:
— Мистер Шанпайк.
— Вы меня узнали?
— Я ведь был на вашем процессе, — и этакая простецкая улыбочка.
— Не хотите спросить, как я поживаю? — равнодушно осведомился я.
— Не особо, — он пожал плечами. — Что спрашивать? Ты такой же трус, как и я, — он улыбнулся еще раз и отпил из своего бокала. Улыбка у него была замечательной. Скучной, одеревенелой, мертвой. — За тебя.
Я улыбнулся в ответ. Чувствуя, как сводит скулы от омерзения, понял, что мне удается ему подражать.
— За тебя.

Луна Лавгуд | Ариана Дамблдор. "Рассказать тебе сказку?" NH, A-

Луна Лавгуд | Ариана Дамблдор. "Рассказать тебе сказку?" NH, A-

Ариана разжала кулачок и взглянула на странную штуковину. Больше всего штуковина походила на давным-давно завалявшуюся за каким-нибудь бабушкиным сундуком редиску.
— Вот. Можешь носить ее от всяческих напастей. К напастям относятся мозгошмыги, простуда и отсутствие внимания к своей персоне.
Ариана подняла взгляд на необычную гостью. Длинные пепельные волосы той были убраны в небрежный хвост, за ухом торчала волшебная палочка, а в руках она держала довольно уродливый золотой медальон.
— А как тебя мама пустила? Она говорит, что мне ни с кем — ни с кем, ни с кем! — посторонним разговаривать нельзя.
— Но я же не посторонняя. Луна Лавгуд, магозоолог, — гостья села рядом с Арианой, скрестив ноги по-турецки. — Теперь мы с тобой знакомы
— А зачем ты пришла?
— Рассказать тебе сказку, — Луна погладила Ариану по голове. — Мой папа всегда говорил: если хранишь сокровище, пользуйся им. Понимаешь?
— Нет, — честно ответила Ариана, не отрывая восторженного взгляда от бирюзовых в желтую полоску гольфов Луны.
— И я, — вздохнула Луна. — На самом деле папа так говорил о хроновороте. Я его недавно нашла на чердаке. Десять лет, пятнадцать, двадцать семь... Рассказать тебе сказку? Будешь слушать? Не уснешь? Тогда спрячь цеппелину и закрывай глаза — сказки так слаще. Давным-давно...

Рон Уизли. Заглядываться на обнажённых однокурсников в школьном душе, стыдиться собственных ощущений.

Рон Уизли. Заглядываться на обнажённых однокурсников в школьном душе, стыдиться собственных ощущений.

Не могу с собой ничего поделать.
Если бы вы знали, как много людей усмиряют этой фразой свою драгоценную, съежившуюся от стыда совесть.
Я тоже так говорю. Ничего. Поделать. Моя совесть урчит от удовольствия.

Утро проходит нормально: уроки, обед в Большом Зале, все дела. На тренировках на меня... нахлынывает. Этому слову меня научила Гермиона. Она говорила о фантазиях, которые доводят неокрепшую психику до исступления.
Отпускает тогда, когда мы идем в душ.
Чья это была идея, теперь уже никто не помнит: стену в одной из душевой сделали односторонне-прозрачной еще задолго до того, как я стал учиться в Хогвартсе. Мы каждый день гадали, какая из девчонок сегодня будет мыться там.
А я бесился, пока не додумался соврать Джинни, что напротив я всегда моюсь. Она много чего могла решить, моя Джинни... это и помогло ей выпасть из списка тех, чьи тела мы можем рассматривать во всех деталях, изнывая от скользких фантазий, что бы мы с ними сделали.
Ничего. Поделать. Моя совесть урчит от удовольствия.

Том Риддл / Эми Бенсон. Наедине в пещере, применение легилименции. "Я задыхаюсь". A+

Том Риддл / Эми Бенсон. Наедине в пещере, применение легилименции. "Я задыхаюсь". A+
Подарено Зайцу, т.к. он сам знает, что это его.

— Спи, маленький. Тише, ну тише...
Теплое сияние клубится вокруг; сквозь него слабо-слабо проступает женское лицо, доброе, улыбчивое, самое красивое.
Мама.
— Я с тобой.
Том слабо улыбается.
— Гадкий мальчишка, что ты сделал с Деннисом?
Том открывает глаза. Над ним, уперев маленькие кулачки в бока, стоит эта смешная Бенсон. Рыжие косички растрепанны, гольфы спущены, а передник выпачкан — но Бенсон рассерженна, и нисколько не боится. Хотя на ее месте Том бы боялся: теперь, когда Деннис получил по заслугам, она осталась с ним в пещере совершенно одна.
Том встает.
— Открой мне свои мысли, Эми.
Нужно быть осторожнее. С Деннисом вышло плохо, Том ведь тоже потерял сознание.
— Я хочу узнать, о чем ты думаешь.
— Немедленно прекрати!
Когда он мягко берет Эми за руки, она вздрагивает так сильно, что ему приходится сжать ее пальчики.
— Откройся мне.
— Прекрати!
Глубже, глубже. Сколько серых, пустых воспоминаний, совершенно никчемных... как и у Денниса, и остальных. Но если заглянуть глубже...
— Я задыхаюсь!
— Кричи, маленькая. Тише, ну тише... я с тобой.

запись создана: 24.03.2010 в 20:06

@темы: Harry Potter One String fest, Hot Fest

---

Linuxik,

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ivanna343, здравствуйте!

---

Название: Змеи и жертвы
Автор: Almond
Рейтинг: PG-13
Саммари/Заявка: «Про маму Снейпа и Снейпа. Джен, и чтоб все такое камерное, как музыка, чтоб отца было видно, но чтобы он был за кадром».
Герои: Северус Снейп, Эйлин Принц
Жанр: общий/драма
Размер: мини
Дисклеймер: отказываюсь

Написано в подарок Мариам.

— А давай еще раз?

Я помедлил. Покачнулся на пятках, оторвал прилипший к коленке лист боярышника и только потом лениво ответил:

— Ну-у, если тебе так хочется...

На самом деле хотелось мне, никак не Сиду Китону, но тут ведь главное — настрой. Правильный настрой творит чудеса. Есть большая разница, как говорят у нас, в Тупике Прядильщиков, кто просит: ты сам или тот, кого заставлять собираешься.

— Конечно, хочется!

Сид Китон попался.

Позже он взахлеб высказывал мне свое счастье:

— Северус, мне же никогда, никто... мама потом убьет, конечно, но ведь... ух, еще бы синей краски достать!

На Бексли-Стрит, в самой южной части большого, угрюмого парка, в котором небезопасно прогуливаться и взрослым, не говоря уж о нас, пацанах, один оптимистически настроенный маггл вздумал открыть свой магазинчик по продаже садово-огороднического снаряжения. Мы отметили это событие: раскрасили ему витрины краской.

Теперь, посовещавшись, решили еще и оторваться на двери: шикарной, темно-синего стекла, с круглой бронзовой вывеской «Самое лучшее!» посередине.

Я предлагал разбить, Сид настаивал на синей краске:

— Представь: вот придет он спозаранку на работу, темень еще, фонари ведь расколочены, он и не заметит, что с дверью случилось. В магазин войдет, а там витрины наши. Гы! Разорется, кинется к двери и увидит, что она стала не прозрачной, а сплошной синей.

Я мрачно смотрел на Сида:

— Где смысл?

— Просто пакость, — последовал глубокомысленный ответ.

Я задумался или сделал вид, что задумался. Мне полагалось выдерживать паузы, разыгрывать заинтересованность, хотя было глубоко по барабану, что Сид там с дверью сделает. Разбивать не хочет — не интересно. Но нужно было поддерживать репутацию, отвечать весомо, как и должно быть главарю банды, пусть даже со мной пока только один ее представитель. Единственный, скажем прямо. Просто мы в нашу банду не набрали еще никого.

— Валяй.

Чем занимаются банды? Честно говоря, не слишком я понимаю все это, знаю только, что все компашки нашего района постоянно воюют друг с другом. А внутри у каждой тайные знаки существуют: особые пожатия, фразы, совместные делишки. Все круто, в общем. Меня не принимали.

Сид противно шмыгал носом, когда опрокидывал стыренную банку краски на дверь. Его мать — она учительница в местной школе, потому, наверное, с ним тоже никто иметь дело не хочет — конечно же, заметит пропажу, а потом, когда узнает, что с магазином случилось, дважды два сложит, ну точно. В этом отношении Сид тот еще хитрец. Впрочем, не мои проблемы.

В прошлое воскресенье я решил, что мне нужна своя банда. Решил — значит, будет.

На неделе мы разбили два фонаря, испортили почту, что раскидывал прыщавый Бобби-почтальон и выкрали бутылки с молоком у миссис Харрис. Сегодняшнее покушение на магазин садовода-огородника стало пока что самым крупным нашим свершением. После него можно будет смело заявить, что боевое крещение ЗЗ, «Злобных Змей», состоялось. Змеи — потому что они самые хитрые. И живучие.

У меня своя банда. Вот кайф. И пускай все жалеют, что в свои не приняли.

***
Мама всегда ждала моего прихода, как бы поздно я не возвращался домой. Вот и сегодня встречала меня в кухне... надо было сообразить, что в гостиной и мастерской окна уже «засвечены» — я так часто лазал через них, что мама стала запирать входную дверь, не дожидаясь моего прихода — и оставалась лишь кухня. Конечно, она ждала меня в ней.

— Так поздно, Северус.

В ее голосе звучал мягкий укор. Единственное, что она себе позволяла, и единственное, что выводило меня из себя.

Я прошел к раковине, включил кран, нарочно разбрызгивая воду. Шумно напился воды. Я чувствовал, что мама следит за мной... если бы в ее взгляде были раздражение, злость на меня, непутевого, к черту, сына, я бы, может, и проникся, может, почувствовал бы к ней уважение, может, даже стал бы слушаться. А так... это мама меня раздражала. И чем больше она волновалась за меня, заботой своей навязчивой окружала, тем сильнее. Словно я ей не сын, со всей этой пыльной деликатностью. Ведь разве что не на цыпочках ко мне в комнату по утрам будить заходит.

— Северус, сними рубашку, я перед сном постираю. — Мама села на стул у окна — ее наблюдательный пост на сегодня — и аккуратно сложила руки на коленях.

Единственно, что красиво в ее облике — так это руки. Правильно очерченные кисти, тонкие запястья, длинные пальцы, которые, казалось, полупрозрачны на кончиках: мне всегда нравилось смотреть на них.

— Днем звонила мама Сида. Спрашивала, не знаю ли я, чем вы с ним занимаетесь. Я сказала, что пусть поговорит со своим Сидом, мой Северус ничем таким не занимается...

Я не слушал. Глядел на мамины запястья, на которых наливались синяки, болезненно-черные... никогда бы не подумал, что под этой нежной кожей столько крови.

— ...что эта маггла вообще может знать, гордиться должна: мой Северус с ее сынком дружит. А уж гонору... ну и что, что учительница, знала бы она, какие только на свете школы есть, куда мой сын учится и где ее и на порог не пустят.

Каждому свое. И каждый нуждается в доказывании собственного превосходства. Человеку без этого никак.

Большинство предпочитают утверждаться на тех, кто слабее, ибо так легче. Моя мама относится к большинству. Пусть миссис Китон понятия не имеет, что такое Хогвартс, мама чувствует удовлетворение, уязвив ее упоминанием о нем.

— ...Она, конечно, обрадовалась, когда я сказала, что ее платье скоро будет готово, мне осталось лишь подрубить подол, но все же попросила, чтобы я запретила тебе приставать к ее драгоценному Сиду и впутывать...

— Вы снова ругались? — перебил я. Черные пятна на маминых запястьях вмиг меняли мне настроение... всегда так было. Я ненавидел их, эти синяки: они рушили мой вроде бы спокойный и привычный мирок, который я успевал каждый день выстроить вокруг себя заново. Ужасно чувствовать себя беспомощным.

— Сынок, я испекла твой любимый сливовый пирог, подойди-ка, я отрежу тебе кусочек, — мама потянулась к буфету.

Она всегда пекла мой любимый пирог, когда они с отцом цапались. Почти добилась своего — пирог я теперь терпеть не мог.

— Не хочу.

— Ну же, Северус, ты ведь голоден.

— Полвторого ночи.

— Так поздно, Северус.

— Ты это уже говорила.

— А знаешь, сегодня звонила мама Сида...

Она повторяла рассказанное. А ее аккуратные руки лежали сложенными поверх нищего, грязного, рваного передника. Если бы я мог, я бы собрал такую банду, которая убивала бы нищих, грязных, рваных людей.

— Мам, не пей больше.

— ...и она мне заявляет: «Мой Сид — хороший мальчик, а сейчас стал употреблять чудные слова, я половину не понимаю». Но ведь это ее сын, пусть и...

— Мам!

— ...ведет себя отвратительно. Да, Северус?

Она обратила на меня внимание только тогда, когда я больно сжал ее запястье.

— Не пей сегодня, слышишь?

— О чем ты, сынок? — в ее голосе была прежняя кротость. А я прикрыл глаза и досчитал до десяти. Миссис Китон, как рассказывал Сид, учила таким образом держать себя в руках. Интересно, сам он этим способом часто пользуется?

— Огневиски вылью, — вместо ответа пообещал я, обыскивая кухню. — Не знаю, как ты умудряешься покупать эту дрянь, урод ведь запретил тебе ходить в «Дырявый котел».

— Не говори так об отце, пожалуйста.

Меня передернуло.

Найдя искомое, я вылил то, что осталось (а осталось практически на дне) в окно, и подошел к маме:

— Идем спать.

Она послушалась, глядя на меня с той же бесившей меня блаженной нежностью. Она всегда так на меня смотрит... даже тошно становится. Вот вроде того зачумленного, которого шайка Тори Лоунса «учила» на прошлой неделе. Его почти в мясо превратили, а он ходил, все так же идиотски лыбясь, и смотрел так же... потом узнали, что не все дома у него, олигофрен.

Когда мы поднялись по утлой лестнице наверх, я спросил, постаравшись, чтобы мой голос звучал как можно небрежнее, где отец. У моей мамы на самом деле не все дома: она урода этого защищает.

— Он в мастерской?

Мама недоуменно смотрела на меня.

— Отец, — напомнил я.

— Да, Северус.

— Incarcerous?

Мама склонила голову на бок, что придало ей сходство с лукавым ребенком, и кивнула. Она была очень довольна собой.

— Да, я обвязала его веревкой. Он лежит там... сейчас уже не знаю, лежит ли. Когда уходила: на полу валялся, все клялся, что палочку мою скоро отыщет и сломает. Не поймет никак, что она со мной всегда, пугается, думает, фокусы какие показываю, из воздуха выхватываю, мне же пару секунд всего нужно, профессор Флитвик всегда мной горди...

— Да, хорошо, мама. Ты иди, спи.

Она замолчала и несколько секунд смотрела на меня. Потом улыбнулась ласковой щербатой улыбкой, похожая сейчас на бестолкового, ранимого, самого любимого и нужного ребенка больше, чем когда либо, и закрыла дверь. А я стоял, вспоминал, как долго она пыталась заклятие найти, каким можно было новые зубы вырастить, вместо выбитых.

Теперь осталось спуститься в мастерскую. Такие моменты я люблю. Тогда уверенность ко мне возвращается, хрупкая реальность, где я — босс, повелитель мира, главарь банды, вырастает вокруг меня, и я мог теперь доказать свое превосходство над беззащитным отцом.

@темы: подарки

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

@темы: пастораль

---

Целых два дня ржу над мастером. Дядька - высший класс. Приколист, поет; когда смеется над собой - смеется протяжным хохотом с зевками, искренно, самозабвенно и долго. Очень, как Луна

Предельно грустный голос:

- Люблю пекло. Когда я родился, стояла жара в двести градусов, и у меня произошло автоматическое перекручивание пуповины. Об этом случае написали в "Волгоградском вестнике". Ко мне тогда пришел корреспондент, сказал, давай, Саш, я о тебе напишу. А я ему: "Делись гонораром!"

- Приятель взял в кредит телефон и не возвращает. Я сообщаю: "У банков с милицией договоренность, что если недобросовестный клиент год продержится, то потом спокойно может прийти обратно в тот же банк, ему дадут кредит... да хоть на что, хоть на тот же цветной телевизор". Надо было сказать, что месяц и премию вручат...

- Я в школе был лучшим химиком. Сначала я опыты ставил, потом учительница. Она говорила: "Ну что у тебя за голова, Саша!". Я и лучшим биологом был. Анатомию там - ну все. И сейчас. Со мной даже врачи советуются. ДНК, РНК, рибонохреновая фигня.

*Поет* "Я лежу-у-у на лавке, а под лавкой - то ли пять, то ли восемь сатаня-а-ат!.."
- Пару дней назад фильм про сатану смотрел.
- Да?
- Да. "Неуловимые мстители" называется.

(с) Саша-мастер

@темы: просто

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра